3.5 Египет. С другой буквы.

Так и тянет сравнить сие произведение с Дэном Брауном, обложка к этому только подстегивает, но они все-таки несхожи. У Брауна много экшна, действий, движений, а у Краули - спокойного потока мысли- читаешь и не знаешь, куда же выведет ее автор, пытаешься зацепить идею, найти тайный смысл в описываемых эпизодах, найти истоки теории в вставках о докторе Ди или Ноландце, но так не срабатывает. Только прочитав том полностью, можно попытаться обобщить.
Если собирать облако тэгов по циклу Эгипет, то по прочтению двух томов тетралогии, я бы выделила: религия, тайна, бесконечность, ангелы, символизм, астрономия, математика, поиск смысла всего, Джордано Бруно, Шекспир, доктор Ди. Во втором томе помимо знакомых уж героев Пирса Моффета, незримо присутствующего (в основном результатами своего писательского труда) Феллоуза Крафта, Роузи с дочкой Сэм и исторических "звезд" шестнадцатого века, у нас есть шанс познакомится с семьей Пирса - его матерью, дядей и кузенами, даже сыном, а также очень странным "седьмым сыном" Флойдом.
Непременным атрибутом этого томика стали пространные размышления и наблюдения о религии и религиозности. Конечно, они встроены в сюжет, впаяны до неотъемлемости, вот типа того:

Сестра Мэри Филомела поклонялась не тому Богу, что Сэм, а более многоликому и непонятному, а также более близкому....Под опекой сестры Мэри Филомелы младшие Олифанты и Пирс вновь попали в старую сеть обрядов и угрызений совести

Не менее интересные размышления о сущности божественности применительно к человеческим ощущениям в исторических частях сюжета:

Божественная любовь, полагал Джордано Бруно, проявляет себя в беспредельном, безмерном творении вещей; в человеке любовь проявляется в беспредельной, неутолимой жажде творить бесконечность.

Конечно они сюжетно логично уложены в рассказ, подаваемые нам автором, но их стало несколько больше, чем в первой книге, где первичны все-таки истори, предпосылки теории Эгипта, кучи загадочных вопросов. Последних и в этой книге хватает, и каждый в намеком на внутренний глубокий философский подтекст. Вот, к слову:

Где находятся четыре угла мира? Кто эти лилейно-белые мальчики, одетые в зеленое? Почему дней в неделе семь, а не девять или пять? Откуда взялись херувимчики, что украшают валентинки, и почему любви полагаются крылья? Каким образом чары музыки умиротворяют жестокую душу? Почему мы благословляем чихнувшего? Почему ангельских чинов девять, да и кто такие ангелы, откуда он и-то взялись?

Почему, почему, потому что автор задался целью доказать, что мировая история существует не в одном-единственном варианте: один — разумный и общепринятый, другой — скрытый, непризнанный и все же неистребимый, о чем ежедневно свидетельствуют наши речи и действия. Кстати автор сильно ориентирован на магическое символическое значения числа семь, вслед за многими, но к этой книге прямо концентрировано - и седьмой сын, и рассуждения про семь дней в неделе, и пороговый возраст должности Президента - пять раз по семь, и совершеннолетие в древности и прочее - семерка рулит.
Кроме всех этих символичных философствований, я обратила внимание на сложные вопросы воспитания и его отсутствия: все показанные дети тут - как придорожная трава с условными элементами заботы, по больше части подкидыши тем взрослым, которые могут за ними присмотреть. Это и Сэм, это и двоюродные братья-сестры Пирса, это и дикарка-девочка: взрослые родители, даже не имея особо убедительных причин занимаются собой, не уделяя детям толики внимания, причем это в порядке вещей. Как и их образование, социализация, общение с ними - воспринимается печально.
Пирс, между делом, к концу второго тома книгу еще не сотворил, он размышляет, разговаривает с различными людьми, изучает творческое наследие писателя, хотя в этом томе автор хотя бы обобщил уже, что же хочет написать герой, потому как все пространно, обобщенно и такими общими фразами, из которых сложно сделать резюме. А тут я наткнулась на то, как он хотел представить мировосприятие:

Согласно первоначальной задумке, в книге Пирса речь должна была идти об историях: о том, как прежний мир, первоначально целый, распался и забыл себя и все же продолжал существовать в историях, афоризмах, фразеологизмах, складе ума, в детских стишках, смысл которых потерян.

И еще в прошлой части заинтересовала, зацепила на крючок идея о переходных периодах, где тонкость "мировой ткани сущности" проявлялась и ее можно попытаться прочувствовать, и именно этим периодом обоснованы резкие скачки в сюжете с привлечением Шекспира, доктора Ди, Бруно, Рудольфа второго:

Последний из таких переходных периодов совпал со сменой веков, шестнадцатого и семнадцатого века нашей эры, время действия книги Крафта; и не в эти ли дни энциклопедист Жан Воден пожаловался на внезапное жуткое засилье злых духов, творивших вокруг всяческие пакости?

Ну и завершая свою "простыню", личный вывод. Книга проходит по категории магический реализм, с которым у меня не складываются отношения: мой внутренний читатель ориентирован - или реализм или магия, остальное - суррогат. Поэтому вероятно данный труд оставил меня по большей части индифферентной и равнодушной к тексту, и я так и не осознала отчего в книге так много отступлений, "вбоквелов" и как они влияют на основную линию и идеи автора. Закончу цитатой из этой же книги, хотя речь в цитате шла о переложении идей Джордано Бруно, думаю, что мое ощущение этой книги оно отображает:

титанический, намеренно переусложненный труд, который никто, кроме автора, не мог понять в полной мере

рецензия на первый том