3 Какая простая штука эта жизнь

Даниэль Орлов подложил чудную свинью своим будущим рецензентам: роман сконструирован так, что легко определить, в какой момент многомудрый критик решил, что он «все понял» и дальше можно не читать.

Судя по прочитанным мною рецензиям, большинство критиков ограничились первой частью, отсюда и ярлык «производственный роман», и сравнения с «Территорией» Куваева. Действительно, «День шахтера» – реинкарнация даже не романа о геологах, а фильмов 1950-х годов с ясноглазым Алексеем Баталовым в главной роли: тот же герой, настолько идеальный, что мучается своей недостаточной идеальностью, борьба хорошего с лучшим, а главное – пафос созидательного труда. Ну и чисто внешние атрибуты: геологи, Север – пусть не Чукотка, а приполярный Урал, поиски – пусть не золота, а алмазов.

Вот только история эта заканчивается 25 августа 1991 года, и дальше начинается совсем другой роман:

Что-то трескалось, хрустело по дальним станциям, что-то неуловимое происходило со всем севером, а то и с целой страной. Увидеть и понять что, со склонов Уральских гор не получалось, но общее ощущение тревоги и перемен, которые для этих, редко посещаемых Господом, мест особо мучительны, передавалось от поселка к поселку.

Следующие четыре части – о том, как геологи-однокашники приспосабливались к новой реальности. Из геологической экспедиции нас переносят сначала в Петербург 2008 года, а потом в Крым 2013, но благодаря регулярным флешбекам их линии жизни за 20 с небольшим лет восстанавливаются без труда. Если на то пошло, это даже и не судьбы пяти разных человек, а перебор вариантов для одного-единственного: а что будет, если ты откажешься от геологии и уйдешь в бизнес? а если уйти придется в силу обстоятельств, а не по собственной воле? а если останешься верен профессии, но «полю» предпочтешь академическую карьеру?

Автор упорно подводит нас к единственно возможному выводу (отсюда, наверное, и «роман-прозрение» в подзаголовке): счастье в Труде. Но даже если в какой-то момент сошел с предначертанного пути, вернуться можно всегда, пусть и в последние минуты жизни. Настоящие люди должны ходить по настоящей земле, остальное от лукавого.

Вот ведь, где неправда вся. Раньше спросишь человека: «кем работаешь?» Он ответит, мол, геологом или строителем, или врачом, или биологом, или еще каким корабелом. Специальность свою назовет, а не должность, будь он хоть трижды директор института или завода. Специальность – это смысл существования, возможность реализовать мечту, талант. Делай свое дело, остальное по труду и справедливости.

Пахнуло суконной пропагандой? Есть немного. В защиту автора должна сказать, что книга совершенно не производит впечатления конъюнктурной, она явно автобиографичная, искренняя и «выстраданная».

И вот как раз последнее было лишним. Очевидно, что над романом Орлов поработал от души: игры в композицию и нелинейное повествование, избыточная лексика с нагромождением метафор (при этом синтаксис довольно однообразный) – красиво, ничего не скажешь:

Когда выключает человек своё шумное и гордое железо, тайга молчит с полминуты обиженно, а лишь потом с яростью жены, у которой муж, напившись на чужие, всю ночь храпит в сенях, обрушивается на человека всем своим гудом гнуса, ропотом верхушек елей, постуками, клёканьем далёкой воды и дребезгом ветра, запутавшегося в антенне радиостанции. И пока не выскажет своё, не отбранит, то и не угомонится.

Не могу отделаться от чувства, что искра вдохновения была принесена в жертву такой вот «сложности».

Стратегию автора лучше всего иллюстрирует название книги. Почему «Чеснок»? Потому что

Нет, если он шел однажды на маршрут по склону, по тому месту, где только-только стаял снежник, и останавливался покурить, и замечал тонкие стебли дикого чеснока, то у него, у меня, у всех нас есть за что зацепиться в жизни. За вот эти стебли и цепляемся. Вспоминаем, как срывали, как жевали и долго перекатывали во рту пряную островатую кашицу. Простой дикий чеснок. Обычная тонкая травка с пушистым розовым шариком наверху. И прочь морок! Прочь!

Эйдос чеснока как чего-то жгучего, но безусловно полезного (плюс ассоциации с детским «по чесноку») используется во всех ключевых точках романа. Используется уместно – да больно старательно и в лоб.

А вот на что старания не хватило, так это привести книгу в читабельный вид. Нога редактора туда вряд ли ступала – иначе чем объяснить, что, например, четыре года внезапно превращаются в три, а «дед-академик» через десяток страниц будет разжалован в профессоры. К неряшливым изданиям я давно привыкла, но здесь количество ошибок – причем не опечаток или «авторской пунктуации», а кондовейших школярских! – превосходит все пределы. Вроде бы мелочь, но представьте: знакомитесь вы с франтом в дорогущем, явно сшитом на заказ костюме, с тщательно подобранным галстуком, запонками, парфюмом благоухает – и вдруг замечаете на сгибе рукава засохшие сопли. Ага, понятно – на носовой платок (=корректора) денег уже не хватило. С другой стороны, молодец ведь – чихает в локоть, как учит ВОЗ.

В одной рецензии советуют: Мужики, которым 50, почитайте. Не пожалеете. Я не мужик 50 лет, поэтому мне этот опыт психотерапии не показался интересным (другие травмы…), при этом роман, несмотря на многочисленные приметы времени, на серьезные обобщения не выводит и на слепок эпохи не тянет. Единственный мой вывод-«прозрение»: Ницше все-таки был неправ и то, что нас не убивает, сильнее все же не делает. К финалу все герои романа пришли переломанными – кто символически, а кто и в прямом, физическом смысле.

Так что пойду-ка я на бессмысленную работку в бездуховный офис.

И это то место, где тебе станут врать про командный дух, про то, что цель всего этого – построить рай на земле. Но это место, где добродетелью назначено стяжательство, а грехом человеколюбие и сострадание. И за то, что ты каждый день служишь черную мессу, тебе выдают немного денег. Ровно столько, чтобы ты не сдох от голода и не перестал покупать.