4 Весна на дворе

По-настоящему странная русская литература появилась в начале двадцатого века. Конечно, до этого были Гоголь, князь Одоевский, Крылов со своей "Почтой духов", но лютая дичь началась с приходом 20 века. Олени и бобэоби Хлебникова, пахнущая цветами женская промежность Хармса, "капкан для ловли блох —
Бог?" Асеева. Чего только тогда не было? И "танцы с коровами" и "флейта водосточных труб", после них пошли такие вещи, как "Котлован", "Мы՞, "Мим" опять же. Потом вроде немного улеглось все. Писали о колхозах, да о всякой серости. И вдруг появились тощие мокрые кошки в обнимку с шатунами Мамлеева, "Самшитовый лес" Анчарова, философско-алко-трэш Ерофеева, идиоты и грязный секс другого Ерофеева (Виктор который), очереди и фекалии Сорокина, оборотни и числа Пелевина. Господи, начал писать это все и понял, что странноватых писателей становится все больше и больше. И вот мы дошло до нашего современника Дениса Осокина.

Читал его впервые. Увидел две хвалебные рецензии на эту книгу и заинтересовался. Сначала, если честно, не особо проникся. Подумал даже, что за бред? Но потом, потихонечку так, да исподволь начал вникать в суть дела. Проза и поэзия Осокина мягко говоря странноватые. В лучших традициях "«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер". Дичь я всегда любил, особенно если ее подать с хорошей подливкой и рюмочкой душистого коньяка. Сел на природе, букашки жужжат, птички поют, идиллия, понимаешь. И вот среди этого раздолья чинно гуляют пугала. Всё они, падлы, замечают, кто кого где прижучил, обнял, приголубил. А что еще в деревне делать, кроме как здорОво питаться, купаться, да совокупляться? И в этом деле вам помогут всевозможные осокинские пугала с буратинами и домовенками. Не книга, а сплошная ромашка с медведками. Не люблю, я кстати, этих последних тварей. Правда, говорят, если их высушить да в суп добавить - это отличное лекарство для стойкости легких, но мы щас не про это.

Поэзия.

Поэзия написана в лучших традициях песен и плясок на лугах. Что-то среднее между частушками (похабно-хвалебно-ругательного характера) и деревенской поэзией. Мне больше понравилась проза. Она написана столбиком и тоже вроде напоминает стихи, даже местами рифмы можно прощупать. Вообще вся книга очень органична: что стихи, что проза нежно переплелись друг с другом и поэтому не стоит даже их отдельно рассматривать. Понравилось и то, что автор частенько жонглирует словами, давая повод читателю самому додумать нюансы. Глянем:

"фелиция уже не спит. а на тесном втором этаже юстина имеет сейчас полный рот своего ремигаса — и не может отозваться. ремигас двигает светлой её головой. быстрее быстрее — пугало может к ним подняться. но пугало не поднимается. глядит на неспящую фелицию. зовёт медведку растирать цикорий".

Вы, конечно, можете сказать: "что за ересь, дядя?", но не спешите с выводами. Это не простая книга, и для того, чтобы понять кто кому что дал, нужно сначала ознакомиться с текстом. А текст, я вам скажу, аж дышит полями, шмелями да всякими бутончиками. Лепота.