5

Чем выше у меня температура, тем выше громоздится и стопа викторианских романов... За 38 начинается Вальтер Скотт.

Молодой военный врач совершил роковую ошибку: женился по любви. Констанс, хорошенькая продавщица из галантерейной лавки, родила ему трёх мёртвых деток и Ангелику. Потом родилась четвёртая мёртвая детка, и доктор прописал Констанс неусыпное целомудрие. А муж продолжает домогаться, и он в своём праве. Ведь это идеальное убийство: убийство любовью, убийство материнством! - приходит в голову Констанс. И чем больше она подозревает, тем легче мир вокруг неё укладывается в прокрустово ложе подозрений... Уже написана "Баллада Редингской тюрьмы":

Но каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один — жестокостью, другой —
Отравою похвал,
Трус — поцелуем, тот, кто смел, —
Кинжалом наповал.

Итак, трус убивает поцелуем, технология прилагается. Кому первым долгом требуется прочесть "Ангелику", так это противникам контрацепции. Набоков сразу вспомнился: "Удивительное время, - героическое, кроличье, в кринолине, - символе многочадия". Вот Констанс и не хочет быть героической крольчихой в кринолине. Попутчик на трудном некроличьем пути находится, но весьма оригинальный. Это бывшая актриса, ныне ворожея, на деле же - великий психотерапевт Энн Монтегю. Психотерапевт, не ведающая, что занимается психотерапией.

Не установилась ли традиция Новой Викторианской Прозы (и эдвардианской тоже, но хоть он и Седьмой, а... повезло ему меньше)? Внешняя чинность, благопристойность, а внутри - раздирающие страсти. Какая книга в этом ряду первая, "Подруга французского лейтенанта"? В "Ангелике" страсти материализуются в виде вполне мерзостных и натуралистических бесов, так что детям и подросткам читать не рекомендуется. А всем остальным - очень даже рекомендуется, особливо любителям чёрного юмора. Например - студенты разыграли профессора анатомии, прикрепив к стульчаку унитаза человеческий скелет в сидячей позе. В итоге профессор отправлял физиологические потребности, увесисто сидючи на коленях скелета. Там многое в таком роде...
И ещё один нюанс - текст намеренно архаизирован. Везде "кои" вместо "которые", вместо "щёки" - "ланиты", вместо "один" - "единый"... Это ж XIX столетие, а не X! Сперва-то я грешила на переводчика, но затем натолкнулась на отрывки из оригинала. Граждане-товарищи, переводчик нас ещё пощадил. Филлипс вкладывает в уста своим персонажам до того вычурные, сложносочинённые и тернисто-кремнистые фразы, что этим ломанием... невозможно не залюбоваться. Излишнее и необязательное притягивает взгляд, придаёт повседневному диалогу, мелочи, пустячку третье измерение, занимательное, страшноватое... демоническое:

— Я ощущаю, как нечто в супруге дает трещину, а после нахожу по всему дому вещи, треснувшие словно из сострадания.
— К нему или к вам?
— А я становлюсь мостом, что используют бегущие от супруга преизбыточные желания. Я старалась угождать ему, как он на том настаивал, и платила за это цену, кою никогда не смогу простить.
— Вы, конечно же, все простите. Вы не способны поступить по-другому. Вы — женщина и жена. На вас посягают опять и опять, и вы прощаете. В языках иных народов таково определение их слова «женщина»: та, что прощает посягательства.
— Слишком отвратительно прощать, если он все понимает либо отказывается понимать.