5

Ненавидеть легче, чем любить ты знаешь?

Прекрасная книга, колоритный слог, как будто какая-то тётушка в цветастом платье рассказывает тебе историю далёких дней – своей семьи, своей эпохи, своей страны. В задней комнате, слегка пьяная, но алкоголь не путает её мысли, не лепит слова в невнятный ком, а наоборот – добавляет в голос переливов и протяжных интонаций, как будто поётся что-то похожее на «Слово о полку Игореве», та же Русь, только на новый лад.

Нет, не только грузины поют и танцуют, все южане любят петь, это солнце в крови говорит...

Рассказывает историю страны в лицах – рассказывает о людях, которые в этой стране жили, которые были воспитаны этой страной, и куда бы они не делись, страна эта всегда была с ними. Замечательный рассказ - из осколков чужих судеб – Лильки-Блин, которой хотелось любви, профессора, который нашёл себе брата в гуманитарной миссии, Фафочки-Фиджи, которой хотелось любви – история конечно же не собирается из таких осколков, зато собирается её дух. Чувства эмигрантов, которые так любят вспоминать прошлое, от которого они бежали, чувства грузин широкой души, который лавировали сквозь смены властей и кризисы, даже чувства «ненаших», нерусских – профессорской жены, например, - такие они напевные, печальные, острые – и выражаются не в обычных описаниях, а в эпизодах. Эпизоду не нужны костыли в виде штампованных описаний, он сам прекрасно скажет о чувствах героев, авторка так ловко обставляет комнату, заботливо ставя в шкаф туфельки, убирая в стол записки, что мы легко можем понять, кто в этой комнате живёт, чем живёт и как живёт. К примеру, сцены из детдомовского детства Наташи Чёрной разве нуждаются в дополнительных пояснениях? Или история Олико, которая в одном сарафане поехала в ссылку с чужой любовью? Прелесть этих эпизодов в том, что они не пытаются открыть нам картину целиком, разложить всё по полочкам. Это не житиё, это только отрывки из чужой жизни, и иногда умом не понимаешь героев, не видишь всех звеньев цепочки, да только разве возможно понять человека целиком? Каждый додумает своё, проведёт анологию, «наверное, ей тоже хотелось любви – как в книжках», «наверное, она всё-таки сошла с ума, ещё когда заболела», «наверное, любить детей можно и не запоминая их имён, и это вовсе не авторская насмешка».

Рядом с людьми бок о бок живёт детали, и иногда они даже затмевают людей. Чего стоит один колоритный чёрный рояль Надии – на него ставили десятки детей, чтобы они станцевали или спели многочисленным гостям, на нём лежала и томилась голая красавица, на нём стоял гроб немногословного человека, который никогда не был на фронте. На нём не играли – и что с того. Рояль всплывает то тут, то там, молча храня свои воспоминания. Или восхитительная грудь профессорской жены – иногда эта грудь затмевает саму жену! А уж когда мы узнаём историю этой груди, мы и на неё, и на профессорскую жену смотрим по другому.

Герои живые, их помнишь наизусть, как будто когда-то ты их знал, бывал у них дома, писал им письма. Некрасивая Надия, которая любила всех детей без разбора и диктовала им доносы, лазала за орехами на дерево и репетировала с детьми свои похороны – живая и ехидная Мадонна, которая могла одна накрыть стол на тридцать человек. И каждый – будто бы знакомый из далёкого прошлого, которого ты хорошо знал, но почему-то забыл, а теперь вот снова вспомнил.

Отдельно хочу восхититься Монреалем в описании Елены Бочоришвили – город кажется родным, хотя он совсем не похож на Союз. И от вдохновенного описания агентов по проадажам, мёрзнущих на многочисленных объявлениях, неожиданной приходящей канадской весны, всей сцены города, по вечерам усыпанного огнями фонарей кажется, будто везде человеку найдётся место, если он умеет отпускать прошлое или хотя бы быть с ним в ладу.

Истории непохожи одна на другую, и иногда они обрываются будто недосказанными, поэтому с некоторыми персонажами – с Сандро, например, с его безумным отцом и удивительными стариками, расставаться тяжело. Но переход между истории хотя и отсутствует, но его отсутствие ощущается естественно. Истории перенасыщены чувствами, эмоциями и красками, в процессе чтения щемит сердце и иногда хочется плакать – не потому, что кто-то трагично умирает, а просто так, от избытка красок, слов, чувств – исковерканных, непрозрачных, задушенных, непонятых, выкрикнутых во всё горло.

Отлично раскрывается драма любого времени. Например, военные конфликты в Грузии. Да я о них даже не знала. Голод девяностых – это всё в фильмах! Это даже не Великая Отечественная, так, эпизод в истории, пару лет – это ведь для истории ничто! Пыль! «Только ждать и смотреть» объясняет – всё пыль для истории. Ваши беды, ваши слёзы, ваши цепляния за жизнь – забудутся. Много упоминается развал Советского Союза. Как тяжело было людям, как тяжело любить страну, которой ты не нужен, которая не любит тебя. Эмигрантская тоска. Для меня и развал всегда был чем-то неинтересным незаслуживающем внимание. Он ведь даже без революции развалился – сам по себе. Но сухие параграфы учебника истории не могут передать отчаяние тонущего Титаника так, как это делает Е. Бочоришвили. Но Титаник потонул, пассажиров разбросало, всё меньше тех, кто плыл на этом корабле. Медленнее или быстрее, всё канет в лету.

Я мог бы дружить с ним вечно, если бы он жил вечно

Но в каком удивительным и полным разнообразия мире мы живём! Может не стоит искать глубокий смысл, тратить жизнь на невнятные и далёкие цели, про которые потомки даже не вспомнят? Может, стоит просто ловить момент. Ловить моменты и рассказывать истории – ведь истории живут дольше любых рассказчиков.

Источник