4.5 Трест, который лопнул

Речь в монографии идет о "Тресте" - глобальной чекистской мистификации, призванной помочь органам советской контрразведки поставить под свой контроль эмигрантские организации, развалить их изнутри и дискредитировать, поманив лидеров белого дела призраком могучего антисоветского заговора. Однако есть два момента, которые надо учитывать при чтении книги. Во-первых, как и предупреждает подзаголовок (Операция "Трест" и русская зарубежная печать), суть не в самой провокации, а в том, как именно провокация отображалась в эмигрантских (прочем, не только) печатных органах. Во-вторых, Лазарь Флейшман по каким-то своим соображениям решил показать события через призму одного из главных действующих лиц - советского авантюриста с двойной фамилией Опперпут-Упелинц.

Выходец из латышских крестьян, Эдуард-Александр Опперпут-Упелинц (он же Селянинов, он же Спекторский, он же Стауниц) воевал на Первой мировой, потом за белых, потом примкнул к победившим большевикам, потом вступил в организацию Савинкова, быстро стал своим, сдал соратников с потрохами после ареста чекистами, стал основным опорным столбом "Треста", сбежал на Запад, выдал секреты ГПУ, устроил теракт в Москве и был схвачен. Автор делает акцент именно на его деятельности и всю возню вокруг "Треста" рассматривает через призму событий, связанных с Опперпутом (так что, например, он не рассказывает о создании "Треста" - Опперпут вошел в уже готовую организацию). Возможно это обосновано, учитывая богатое эпистолярное и литературное наследие "сверх-Азефа" и скудность источников, позволяющих понять, что такое "Трест" и почему он лопнул, однако в результате из нарратива на периферию буквально выдавливаются другие действующие лица - такие, как лидер организации Якушев, гений манипуляции Агранов, "архитектор" "Треста" Стецкий или "отец советской контрразведки" Артузов.

Впечатление книга производит несколько... мерзковатое. То есть, не сама книга, естественно, а действующие лица и их поступки. Вся эта эмигрантская клоака, в которой представители различных политических группировок (либералы, монархисты, демократы, фашисты) вместо того, чтоб вместе сражаться с общим врагом, предпочитают грызться друг с другом, радуются промахам, ставят подножки, подталкивают падающего, поливают грязью в газетах (не забывая уверять друг друга в "искреннем уважении и преданности"), при этом заискивая перед иностранными даже не правительствами, а всего лишь разведками. А с другой стороны - ГПУ, где провокатор на провокаторе и провокатором погоняет, доверия нет в принципе и единственный способ выжить - это ударить первым. Не мне критиковать людей, живших сто лет назад в совершенно других социальных и экономических условиях, но каждый раз, закрывая книгу, я испытывал желание вымыть руки.

Флейшман очень часто цитирует всевозможные газеты - буквально целыми статьями и колонками - и, хотя это точно укладывается в рамки заявленного исследования, это несколько замыливает взгляд, темп постоянно сбивается, чтение мелкого шрифта реально утомляет, к тому же слишком часто статьи в эмигрантских газетах скатываются на уровень базарной перебранки и голословных обвинений. Кроме того, сбивает с толку манера вводить в повествование персонажей, никак их не представляя, и если часть достаточно известна, то со многими возникает непонимание - кто они и какое отношение имеют к происходящему. По-видимому, предполагается довольно высокий уровень вовлеченности в тему и эпоху.

Автор очень дотошен и обсасывает буквально каждую деталь до такого состояния, что от детали уже ничего и не остается, и в этом чем-то похож на своих героев - как членов эмигрантского сообщества вообще, так и сотрудников газет в частности. Те, не имея доступа к информации о происходящем в Советском Союзе, страдая от этого информационного вакуума, жадно ловили малейшие крупицы новостей, плохо понимая, что правда, а что ложь, бросались из крайности в крайность, из-за малейшей подробности грызлись как собаки за кость и мусолили ее месяцами. В случае с Флейшманом, это скорее, в плюс, ибо позволяет выстроить более-менее достоверную и объективную картину (автор редко и крайне неохотно пускается в спекуляции и догадки),однако страшно утомляет, поскольку напоминает бег на месте.