5

Книга *Soldados de Salamina * - *Солдаты Саламина*(2001) имела самый большой издательский успех, выпадавший на долю какой-либо другой испаноязычной книги за последние несколько лет.
Среди прочих премий она была удостоена Премии Саламбо от коллектива писателей, а также Премии Критики Чили, премий города Барселоны, города Картахены и Премию Эстремадуры, которые вручаются от лица литературных критиков, получивла самую высокую оценку М.Варгаса Льосы, Дж. М.Кутзее, С.Зонтаг и переведенна на более чем 20 языков, в 2003 по роману снял фильм Давид Труэба (премия Гойи), английский перевод *Soldiers of Salamis* (Anne McLean) получил Independent Foreign Fiction Prize в 2004, и, кроме того, она об Испанской Гражданской войне, что само по себе для меня интересно и значимо.

К моему огромному сожалению, на русский она не переведена (http://www.surbor.su/pubinfo.php?id=483), а испанский я знаю на уровне очень безалаберного туриста – пришлось читать англоязычную версию.

В книге Soldiers of Salamis альтер-эго автора, некий писатель и барселонский журналист Хавьер Серкас, рассказывает историю, уходящую вглубь нескольких десятилетий, во времена Гражданской войны, и в этой истории щедро переплетает исторические факты, творческие домыслы и реально живших и живущих людей.

Зима 1939 года, войска Франко неумолимо теснят остатки республиканской армии в Каталонии, ни у кого уже нет, в принципе, сомнений, что война проиграна, лавина беженцев, под огнем неприятельской авиации, захлебываясь, ползет к французской границе, дезертиры, брошенная техника, холод, голод и отчаяние… Уходя, республиканцы взрывают мосты и *чистят* свои тюрьмы.

Рафаэль Санчес Масас – молодой испанский интеллектуал, поэт, романтик революции, близкий друг (уже расстрелянного к этому моменту в Аликанте) Хосе Антонио Примо де Риверы, один из учредителей испанской Фаланги и её главный идеолог – в числе других 50 узников-националистов встречает, казалось бы, свою неизбежную смерть в лесу под Collell в лице(-ах) расстрельной команды, отступающих в спешке республиканцев.

Импульс, сумашедшее желание жить, *now or never* и лес скрывает его от смерти смотрящей из черного жерла винтовок, но его ищут – так просто оставить, уже дышащему в затылок врагу, фашиста-идеолога номер один, ни за что! И загнанный человек ждет… Гавкают собаки, кричат карабинеры, оглушительно грохочет сердце, как перед крушением в бездну, ждет в болотистой канаве в устье ручья решения свой судьбы неумолимым молохом братоубийственной бойни. И тут – видит его, высокого крепкого солдата на фоне темнеющих сосен, у края канавы, совсем рядом - время пришло. Они смотрят друг другу в глаза и …солдат уходит: *Здесь никого нет!*, и ветер вплетает его крик в бездонное небо, в звуки выстрелов и робкую надежду, что рассвет придет…

Вокруг этого архетипического момента, когда один человек отказался убить другого, Серкас строит свою книгу. Она о том, что история всегда повторяет себя, о храбрости и правде, о том, как неадекватны могут быть черно-белые суждения о них в этом мире миллионов оттенков, о героизме, о творчестве, о том, что независимо от цвета мундира, который на тебе, под ним – мы одинаковые, просто – люди, и об этом всегда можно и нужно помнить и о тех моментах, "when all of civilization depends on a single man, and about that man and about how civilization repays that man".

Вечная память всем тем неизвестным солдатам (Саламина, Бородино, Эбро, Сталинграда...), что творили историю, живя и умирая, чтобы она могла повторяться для нас и может, однажды, выйти на новый, менее кровавый уровень/виток/ ...прямую?

'When I left for the front in '36, these other boys went with me. They were from Terrassa, like me; very young almost children — just like me; I knew some of them to see them or to speak to, but most of them I didn't. There were the García Segués brothers (Joan and Lela), Miquel Cardos, Cagi Baldrich, Pipo Canal, el Gordo Odena, Santi Brugada and Jordi Gudayol. We fought the war together, both wars, ours and the other one, though they were both the same one. None of them survived. They all died. The last one was Lela Garcia Segues. At first I got along better with his brother Joan, who was the same age as me, but in time Lela became my best friend, the best I've ever had: we were such good friends we didn't even have to talk when we were together. He died in the summer of '43, in a town near Tripoli, crushed by an English tank. You know what? Since the war ended, not a single day has gone by when I haven't thought about them. They were so young . . . They all died. All of them dead. Dead. Dead. All of them. None of them tasted the good things in life: none of them ever had a woman all to himself, none of them knew the wonder of having a child and of their child, at three or four years of age, climbing into his bed between him and his wife, on a Sunday morning, in a room full of sunshine . . .'