5

Ромен Гари "Пляска Чингиз-Хаима"

Мы знаем, что Богу недоступна жалость. Но, как у всех, у него бывают моменты рассеянности: иногда он забывает про человека, и тогда наступает счастливая жизнь.

Даже начать сложно. Книгу я перечитывала не менее пяти раз и каждый раз воспринимала её иначе. Я помню, как при первом прочтении приготовила правильное скорбное лицо для восприятия трагедии еврейского народа. Не пригодилось. Потому что трагедия в книге развивается по экспоненте. Изначально всё чинно-благородно: злобный дух еврея Чингиз-Хаима, расстрелянного вместе с со своими соотечественниками, засыпанного извёсткой в предварительно вырытой ими же могиле, но успевшего показать расстрельной команде жопу перед залпом, вселяется в бывшего нациста Шатца. Того, кто командовал расстрелом. И естественно начинает его изводить всеми доступными способами: учит его идишу, поёт песни, пляшет, шутит, является в самый неподходящий момент... Местами начинает казаться, что жив Хаим, а не Шатц, что это Шатц живёт в голове Хаима, который живёт в теле Шатца... На минуточку оставлю в стороне шизофрению и вернусь к сюжету, потому что дальше - больше. Внезапно книга становится детективом. Огромное количество трупов мужчин без штанов и с наисчастливейшим выражением на лице. Странные обстоятельства. В то же время в управление полиции являются две высокопоставленные особы с заявлением об исчезновении супруги одного из них. Прекрасной мадам, утончённой и изысканной, все жизненные интересы которой сводятся к искусству. И фсё. Тут началось. Роман утрачивает логику обычного повествования и становится фарсом и буффонадой. Здесь главное - не сдаваться, читать, вчитываться и перечитывать, думать и осознавать, что речь идёт уже не о двух нациях, о всём человечестве, о том, что

человечество - фригидная, свихнувшаяся баба, обреченная на неудачу

, что

у немцев были Шиллер, Гёте, Гёльдерлин, а у конголезских симба ничего этого не было. И разница между немцами, наследниками великой культуры, и некультурными симба состоит в том, что симба своих жертв съедали, тогда как немцы изготавливали из них мыло. И вот эта потребность в чистоте и есть культура

и самое страшное -

сорок один труп - вот они, их можно пересчитать, можно представить. Они фигуративны. Вот если бы их было пятьдесят миллионов, то очень скоро о них перестали бы говорить. Потому что это была бы уже чистая абстракция

, о том, что человечество, как таковое, ещё не сотворено, а весь этот суррогат с его "культурой" и "цивилизацией" всего лишь толпа уродов, мечтающая пожрать себе подобных.
Книга страшная, трудная, весёлая до уморительности, необыкновенно циничная и очень трогательная.

Знаете, что я вам скажу, Хаим? Вы вышли из моды. Устарели. Вы намозолили глаза человечеству. Оно жаждет нового. И не желает больше слышать про ваши желтые звезды, печи крематория, газовые камеры. Оно жаждет чего-нибудь другого. Новенького. Жаждет идти вперед! Аушвиц, Треблинка, Белзен - все это становится банальностью. Молодежи это уже ни о чём не говорит. Молодые пришли в этот мир с атомной бомбой, у них в глазах солнце. Для них эти ваши лагеря уничтожения такая серость! Хватит с них неумелой халтуры!

Добавлю напоследок: Гари практически неузнаваем в этом романе. Здесь нет ничего от автора "Вся жизнь впереди" и "Обещания на рассвете". Разве что прекрасный ясный и отчётливый язык и полное отсутствие сантиментов. Влюблённым в нежные произведения с хеппи-эндом читать не советовала бы. А любителям жесткого постмодерна - легко!