5

Удивительно, но «проблемная» проза с элементами детектива очень даже может быть гармоничной. Убийца, конечно, известен нам с самого начала: молодой учитель Сэмюэл Зайковски, который однажды пришёл в школу и несколькими выстрелами уложил пятерых человек, включая себя. Но нам неинтересно, кто убил, вместе с главным действующим лицом — инспектором Мэй — мы пытаемся выяснить, что его вынудило совершить это бессмысленное убийство. И хотя инспектор Мэй и старается быть беспристрастной слугой закона, не сопереживать Зайковски она не может, потому что и сама сталкивается с насилием и травлей в среде коллег.

Вся эта полудетективная линия уводит нас в глубины психологического и социального романа. Тема школьного насилии, оборзевшей школоты и погрязшей в собственных отходах загнивающей школьной системы была актуальна всегда, но в последнее время вызывает любопытство всё чаще и чаще. В эту плохо скроенную и вообще довольно условную систему с круговой порукой, смотрением сквозь пальцы и старым добрым «сильный пожирает слабого» вклинивается элемент, совершенно к ней неприспособленный.

Он был, что называется, аутсайдером. С самого начала был аутсайдером. Его проще было игнорировать, чем пытаться с ним подружиться.

Учитель, который действительно хочет знаний всем и каждому, — нонсенс, учитель должен хотеть дисциплины и хороших отметок. Но интеллигентный Зайковски не понимает этого, не может ответить насилием на измывательства над собственностью внешностью, не знает тюремных и казарменных методов, чтобы заставить слушаться себя.

Понимаете, это и было особенностью Сэмюэла — у него имелись мнения. Вы не замечали, что в наше время мнений ни у кого уже нет? Люди слишком много говорят и никого не слушают, да и говорят-то ни о чём. Сэмюэл казался отчуждённым, потому что был молчалив, но если ты разговаривала с ним — именно разговаривала, не просто болтала, чтобы скоротать время, — он тоже с тобой разговаривал. Слушал то, что ты говорила, действительно слушал, обдумывал услышанное и часто не соглашался с тобой, но говорил тебе то, что думал сам. Мнения его могли казаться самодовольными, или неверными, или немного пугающими — иногда, — но в любом случае они у него были.

И чем глубже он погружается в школьное болото, тем более неприглядные вещи предстают перед его взором, ведь он не может отвернуться и сделать вид, что ничего не было, как давно уже научились делать остальные учителя.

Самое страшное в романе то, что всем пофигу. Чудовищное равнодушие учителей к собственным ученикам и жизни вокруг, оно постепенно передаётся и «братьям нашим меньшим» — собственно, школьникам, — которые тоже просто перестают замечать страшные вещи, закрывая на них глаза. Как наивная детская вера, что если ты закрыл глаза и ничего не видел, то ничего и не было. Было, очень даже было. Серость, скука, невыносимая школьная тоска, забитость одиночек, непонимание учителями детей… Всё здесь.

Нельзя не отметить хорошую форму подачи произведения. Главы, идущие от третьего лица, описывающие ход расследования под руководством инспектора Мэй, чередуются с главами от первого лица, в которых многочисленные околоситуационные персонажи рассказывают свои впечатления о Зайковски, дают показания и потихоньку докладывают недостающие кусочки мозаики в общую картину. При этом напрямую рассказчик не называется, о том, кто сейчас вещает, мы узнаём только из его речи: иногда сразу, а иногда мучаясь любопытством почти до конца монолога. И в каждой этой маленькой речи всплывает какая-то дополнительная социальная или психологическая проблема, пока только намеченная штрихами, но уже добавляющая пару ниток в спутанный клубок общечеловеческих и общественных проблем.

Странно, что этот роман не попал в списки бестселлеров, раз уж некогда был так популярен безвкусный сериал «Школа». Тут то же самое: грязновато-серая правда жизни, только показанная талантливо, интересно. События романа аппелируют не к теме «Ой, как всё плохо!», а к «Что бы нам с этим сделать? Надо подумать». Однако я не вижу, чтобы он хоть как-нибудь продвигался в качестве талантливого произведения о школьной реальности. А зря.