4 Спойлер Из бунтарей в буржуа, без Бога в земном «раю»

Если кратко, то бобо (богема + буржуа, «образованный класс») – это все-таки богема, превратившаяся в буржуа, а отнюдь не новый их синтез на основе «богемности», как пытается доказать автор. Они, якобы, отвергли мелкобуржуазно-потребительскую заботу о «качестве жизни», забывающую о ее смысле, и нашли этот смысл в саморазвитии. Элита (кстати, не высшая, а верхушка среднего класса), соединившая материальное благополучие с якобы «духовностью». А точнее – подчинившая второе первому («ценят религию, но не готовы ставить ее выше плюрализма»). «Духовность» эта – восточно-пантеистического «замеса» (нью-эйдж упоминается не раз), ни в коем случае не претендующая на настоящую веру, не стремящаяся к святости, ну и поэтому удобно сочетающаяся с любым видом индивидуализма и свободой нравов, не приемлющая «ортодоксальности», но растворенная в «терпимости», «открытости», нравственном релятивизме и т.п. Главное – благополучие и «интересность» ЗДЕСЬ, веры в иной мир нет, как нет, по сути, и самой веры в Бога. Так, какие-то абстрактные смутные предположения, ожидания «просветлений», которые, разумеется, не спешат «осчастливливать» искателя нирваны. Никакого намека на пассионарность (о чем автор сожалеет и справедливо видит в этом опасность застоя и загнивания американской нации), сплошное «благодушие» и буржуазная пастораль «конца истории». Правильно, откуда взяться пассионарности, если в центре вселенной «я любимый», о каких уж тут великих идеях может быть речь.

Можно было бы сказать об этих бобо «ни холоден, ни горяч», но автор оговаривается, что они готовы отстаивать (читай «воевать за») этот свой земной «рай». С его плюрализмом, толерантностью, экологизмом, свободой и эгоизмом. Автор достаточно умен, чтобы не обещать себе при всем при этом «рая небесного»: он открыто признает поверхностность бобо, неспособность обрести «всеобъемлющую истину», рабство у «своего неутолимого желания свободы и разнообразия», и в итоге – «запертость» в своем земном «раю» для рая небесного. Не особо он по этому поводу печалится, хотя некоторая горечь проскальзывает, особенно, когда с явным уважением говорит о тех, кто, как ему кажется, имеет глубокие жизненные корни веры и традиции (о Православии, автор, судя по всему, понятия вообще не имеет, идеалы «святых» для него – в сельских жителях Монтаны).

Но написано тонко, с юморком, с некоторым налетом отстраненности и даже цинизма. "Картинка" живая - от человека, знающего тот социальный слой, о котором он пишет, к которому сам же и принадлежит.