3

Не могу надивиться, сколько же несоответствий между умилительными восхищениями величием и святостью вселенских соборов и «святых» императоров и тем, что о них пишет Карташев. Он, конечно, всё и вся оправдывает, даже императора Константина. А римских пап, естественно обличает во вселенской гордыне. Сейчас это все повторяют. Но я уже не вижу в истории правды. История Церкви предстаёт как череда поражений Христовой Истины в мире. Христос отвергал насилие, а Его последователи (тот же Феофил Александрийский или императоры Феодосий, Юстиниан, Констант и мн.др.) к нему прибегали без зазрения совести. Исторически всё выглядит просто ужасно. И это даже не отношение иконы и первообраза. Это какая-то безобразная картина. Где же тут икона? И икона чего? Икона – это не первообраз, а то, что я вижу в истории, – это безобразие. Чему же искать образ? Есть истина, есть ложь. Полуложь это тоже ложь. Или истина, или нет. Ей, ей, ни, ни. Tertium non datur.
В истории же как раз интересно другое – как среди этой лжи живут святые. Вот это действительно Церковь. И я имею в виду не тех лжесвятых, которых канонизировали, несмотря на то, что сами они творили ложь, а истинных святых, добрую память о которых хранят века. Я знаю, что никто не идеален. Даже и великие святые иногда делали плохие дела (и святой Василий Великий, и святой Иоанн Златоуст, и многие другие), но они прекрасно различали, где правда, а где нет. За это их и любили. А что же за святость у императора, который держит в заточении римского первосвященника, смещает и поставляет своей властью епископов, навязывает своё личное мнение Церкви?
Церковь не в Соборах (вспомним св.Максима Исповедника), не в государственном попечении (государи падают, а Церковь остаётся), не в плотских стяжаниях.
История Церкви должна писаться как история святости. Не история соборных дрязг и церковно-политических коллизий, но история святых. История Церкви должна быть агиографична. У нас же нет ни нормальной истории Церкви, ни нормальной агиологии. Отец Сергий Мансуров принялся было писать нечто подобное, но, увы, болезнь рано оборвала его жизнь.