3

Порою появляется желание взять книгу, карандаш или чёрный маркер, сесть в большое уютное кресло и зачёркивать, зачёркивать в выбранной книге лишние слова. Кощунство? А не кощунство ли изначально засорять чистые белые листы дурными словами? А потом ещё и клонировать их, клонировать... Списать бы всё на перевод, но разве виноват переводчик в том, что автор скучен?
Разрекламированный, читаемый и любимый людьми роман оказался «полным меланхолии периодом потерянных возможностей». Любовь и (или) поиски этой самой любви, воплощенные в тысячах слов на книжной бумаге или на экране монитора.
Автор, герой, героиня, автор... Никем не понятые и никак не объясненные прыжки во времени. Секс. Алкоголь, наркотики, вечеринки, снова секс, страдания, алкоголь, страдания. Вроде нормальный мужик этот Дэвид Николс, а написал такую, простите за нелитературный язык, хрень, написать которую вряд ли будет под силу брошенной сентиментальной женщине, которая беспробудно пьет четвертую неделю.
Я не люблю возню. Да, есть затянутые сюжеты, затянутость некоторых из коих оправдывается неимоверным финалом... А есть перебор под названием "Один день". Чёрт возьми, да эта книга должна была пролететь, как один день! А потом я должна была жалеть, что всё хорошее быстро заканчивается. Улавливаете, да?

Два главных героя и прочие персонажи, которые возникают из ниоткуда, путаются под ногами, а потом уходят по-английски. Один выдуманный мужчинка по имени Кэллум называет всех их поколением «Мальборо лайтс».
В центре - мужчина и женщина, Декстер и Эмма, Эмма и Декстер, у которых в восемьдесят каком-то там году, как утверждает автор, выработался друг на друга иммунитет. Тем не менее, на протяжении двадцати книжных лет мы то и дело наблюдаем за этими двумя в качестве просто пары или потенциальной пары, и никак иначе.

Дальше...

— Уже просто друзья? А я бы не была так уверена. Думаю, она в тебя влюблена.
— Все в меня влюблены. Судьба такая.

Декстер – прожигатель жизни, не чуждый самоиронии. Большую часть своей жизни он одержим сексом, его натура такая же сложная, как мозаика из двух фрагментов, и он до чёртиков самовлюблённый. При всём этом он жалок и убог. «Выскочка» — это его фамилия. Декстер Выскочка.

Знаете, я не люблю неаккуратных мужчин. Здесь же рисуется - далеко не маслом - следующая картина:

Он перенюхал все свои футболки и штаны, откладывая их в сторону, пока те не образовали большую кучу на дырявой циновке.

Он тянется за стаканом с вином; стакан теплый. Выпивает половину и вдруг морщится — в стакан пробралась толстая синяя муха, она жужжит, бьется о его губу и тонет. Декстер роняет стакан, пролив вино на рубашку и на кровать.

Дэвид Николс превосходит сам себя:

И все же ему не нравилось, когда испражнения оказывались у него под ногтями, да и с тех пор, как ребенок стал есть молочные смеси и взрослую пищу, они стали все больше напоминать взрослые. В данный момент Жасмин выдавила из себя нечто похожее на полбанки арахисового масла, и он каким-то образом умудрился размазать все это по ее спине.

Он замечает, что на хлопчатобумажном свитере, который он когда-то надевал в модный ночной клуб, засохла сосулькой слизь, вытекшая из носа Жасмин, и что кончики пальцев пахнут как-то по-новому — пакетами для грязных подгузников и креветочными чипсами.

Он ударяет стену ногой, прислоняется головой к кирпичам, снова роется в карманах и находит в кармане брюк скомканную двадцатифунтовую купюру, влажную от мочи.

О главной героине:

Она заковыляла по гравию по направлению к часовне, подняв руки, чтобы хоть немного подсушить подмышки — как ребенок, изображающий самолет.

И самое любимое:

В последнее время Декстер заметил, что мозг у него иногда отказывает.

Меня же на протяжении всей книги не покидает ощущение, что мозг у Декстера окончательно отказал и больше не включается страницы примерно с третьей. В конце концов, жалость берёт своё и я прихожу к выводу, что Декстеру просто предстоит пройти огромный путь к тому, чтобы стать хорошим человеком. Осилит ли он его?

Эмма – талисман Декстера и его ангел-хранитель, а по совместительству унылая неудачница. В молодости она почти гениальна, но при всём при этом считает, что хорошо провести время — значит сходить в прачечную-автомат! В двадцать пять лет у Эммы наступает второй подростковый возраст, и на этот раз самокопания и пессимизма куда больше, чем в первый.
Со слов всё того же Николса, Эмма этакий робот-монахиня. Временами она стервозная старая дева, а временами развратная француженка и чувства читателя к ней неуловимы.

Она невольно задумалась: не принадлежит ли она к тому роду людей, которые всю жизнь только и делают, что пробуют свои силы?

Я порой сама на себя нагоняю уныние.

Меня терзают смутные сомненья, что Дэвид Николс питает тайную любовь к России. Думаете, спроста в этом романе встретились и Чайковский, и метод Станиславского, и котлеты по-киевски, и даже какая-то русская пьеса.
Здесь также присутствует тонкий юмор, очень тонкий:

...у нас трое замечательных ребятишек — по одному каждого пола.

Здесь есть сравнения, которые лично мне не пришлись по душе:

Солнечные лучики отражаются от каменных плит, и он чувствует, как горит кожа на его лице и руках. Она шипит, как у вампира, заставшего рассвет.

Быть может, я не права, но считаю что во всём должна быть уместность. Какой вампир в таком сюжете? Дэв, вы же не Стефани Майер!

Кроме России Дэвид любит словосочетание «закатное солнце». Можете уже начинать считать, сколько же раз оно там упоминается. Скучать не придётся, гарантирую.

Здесь есть строки, с которыми я категорически не согласна. Этакая фальшивая истина:

Всегда есть завтра, всегда можно исправиться.

Если жить с таким кредо, можно наломать ух, как много дров! А что, если в один момент завтра не настанет? Что тогда?

После этой книги я чувствую себя лицемеркой. Знаете, это, например, как знакомишься с бывшей девушкой твоего парня (которую ты, естественно, недолюбливаешь), а потом вы с ней начинаете общаться и едва ли не становитесь подругами, при этом она постоянно старается вас в чём-то уличить, а вы норовите сказать колкость. Лицемерите, словом, обе. Так и с этой книгой: ещё за две сотни страниц до конца у меня сложилось впечатление о ней, не самое радушное, но все эти двести страниц я пытаюсь убедить себя в обратном, хватаясь за любые соломинки. За пятьдесят страниц до конца я внезапно понимаю, что с меня хватит, корчу всяческие гримасы и мечтаю по-тихому избавиться от этой книги. Упорство берёт своё и я продолжаю... В три часа ночи с неописуемой радостью пробегаю по последним строкам и остаюсь в недоумении.
Я не скажу, что книга бессмысленна, а скажу, что она уныла. Полный какой-то излишней драмы, этот роман – дом и кладбище амбиций, слащавая банальность. Если посмотреть с другой стороны, окажется, что это чья-то жизнь. Длинная, скучная, невыразительная, со взлётами и падениями, но жизнь, могущая оказаться вполне реальной. После этого произведения хочется задать вопрос: «А что случилось?»...

— А что с тобой-то случилось?
— Жизнь. Жизнь случилась.

С кем из нас не случалась жизнь? Что же теперь, о каждой книгу писать?