3

В прологе была война. Был он хорош, и обещал кровь. Но дальше пошло как-то суховато, тяжеловато, так что у меня возникла шальная мысль, что старую фантастику я перерос. Мысль была какой-то слишком радикальной. Я отложил роман и полез в интернеты, посоветоваться, чё-да-как. Оказалось, что роман издан в 2000 году, так что называть его старой фантастикой — явный перебор. Так что же с ним не так? Википедия услужливо подкинула жареный фактик: в 2003 году Бэнкс в числе group of UK politicians and media figures так сильно хотел отставки тогдашнего британского премьера Тони Блэра в связи со вторжением американской коалиции в Ирак, что порезал свой passport и отправил почтой на Даунинг-стрит. «Так вот оно чё, Михалыч!» — воскликнул я и пригорюнился. Стало ясно, что дядька Бэнкс, пусть земля ему будет пухом, был человеком политизированным, прямо-таки активистом, а литература сильно страдает от всяких сортов активизма. Тут же прояснилось и посвящение романа — Ветеранам войны в Персидском заливе, — и патологическая зацикленность на переживаниях главного героя. Возникло ощущение, что автор решил пробить мозг читателя беллетризованным ПТСР, как гранатомётным выстрелом.

Печально вздохнув, я продолжил чтение, но тут распогодилось, и к середине текста он уже начал попадать со мной в резонанс. Кажется, я осознал это на диалоге трёхногого посла Кабе с человеческой (?) девочкой Чомбой. Дело в том, что чужак разговаривал с ребёнком, как со взрослым. Меня это всегда подкупает, потому что сам я разговариваю с детьми точно так же. Уж скорей я со взрослым идиотом стану разговаривать, как с ребёнком, чтобы до него достучаться, но детей я никогда за идиотов не держу. То ли с этого места я как-то расслабился, то ли автор наконец-то развернулся, но дальше я уже начал получать удовольствие. Особое впечатление производили разговоры с чужацким музыкантом Циллером: этот персонаж настолько ядовит, что я просто не мог не проникнуться к нему симпатией. Надо было Бэнксу сделать его центральным персонажем... но это была бы, конечно, совсем другая история. Мне страсть как хочется воткнуть сюда парочку диалогов, чтобы вы, как и я, насладились этим отличным юмором, но я бью себя по рукам и воздерживаюсь. Нет, вы найдёте это сами. Ведь вы же прочитаете, а?

В итоге не все персонажи романа получили то, чего добивались, но всё закончилось хорошо. С сожалением я сознаю, что и автор, наверное, не достиг цели, — во всяком случае, в отношении такого читателя, как я. ПТСРом автор меня не пробил, разве что пощекотал слегка. И даже, скорее, раздосадовал его избыточностью. В части фантастической я не увидел никаких прорывных идей, и это, пожалуй, моё главное огорчение. Такого рода фантастику я называю «старой», потому что всё основное её содержание оформилось в тридцатых-шестидесятых годах. Гиперпрыжки, подпространство, безгранично могучий ИИ, множество разумных рас, мегалофауна, галактические войны (куда ж без них), артефакты исчезнувших цивилизаций... в последние годы я называю такое не фантастикой, а фантазией. Потому что это, в сущности, сорт магии. Взмахнул волшебной палочкой, и — опа! — перенёсся за стены замка: что это? магия? ага, магия. Нажал кнопку, и — опа! — гипердвигатель перенёс тебя в соседнюю галактику: что это? science fiction? да с чего бы вдруг? та же магия, только слова используются другие, гипердвигатель вместо волшебной палочки. Магия не требует объяснений. На вопросы «как?» или «почему?» магия отвечает: «патамушта МАГИЯ!» Если я не вижу подробностей, как работает гипердвигатель, значит, это не гипердвигатель, это — волшебная палочка. Увы. Когда я начинаю испытывать голод по фантастике, а в пределах досягаемости моих загребущих рук ничего нового не находится, я просто беру и перечитываю Марусека или Уоттса... Но за диалоги с Циллером Бэнксу искреннее спасибо!