3 Забодай их всех лягушка

Есть что-то такое неуловимо завлекающее в историях, поданных от лица детей, потому что они редко бывают неудачными. Ребенку ты сочувствуешь, переживая с ним победы и поражения, погружаясь в этот фантасмагоричный мир калейдоскопа детских впечатлений. А потом ребенок вырастает и порой лучше, чтобы он так и остался в детстве. Вот и с Барнумом у меня появилось такое желание - чтобы эта история закончилась раньше, чтобы Барнум не посадил читательскую печень и не увел его с собой в долгий путь нереализованной жизни. Когда читаешь о ребенке, все еще надеешься на светлое будущее, даже если и там были сплошные разочарования и маленькие проблемы. Особенно, когда, кажется, самая страшная война уже позади. Но эта история была бы не про Барнума и не про Фреда, его сводного брата, появившегося на свет в результате глубокой трагедии в самый светлый день.

У Ларса Сааби Кристенсена довольно необычный стиль, который в аннотации правильно назвали мозаичным. А еще он больше развешивает везде вопросы, чем на них отвечает. И чем старее становится герой, тем больше вокруг крутится вопросов, на которые уже нельзя ответить "потому что.". Мир взрослых сложен, его не описать словами, не ответить на все вопросы и не быть в нем счастливым.

В произведении несколько сюжетных веток, которые раскиданы пятнами и быстро выцветают под прожектором авторского внимания. Тут и ветка с Пра и ее ушедшим во льды моряком, сгинувшим в Гренландии. Все, что после него осталось, это письмо, которому было суждено достичь своего адресата. Это Болетта, которая тенью пошла по жизни, сияя только на Северном полюсе и методично пропивая унылую действительность. Это Вера, которая принесла в мир двух сыновей по разным обстоятельствам, чтобы постоянно переживать о них до последних страниц. Это Альфред Нильсен, привезший чемодан, полный аплодисментов и потерявший сначала палец, а потом и все остальные. И, конечно же, два брата - Барнум и Фред со своими историями, делавшими их глаза черными.

Но те вопросы, которые я упомянула абзацем выше, гремели почище роялей в кустах, которых было немерено. И чем дальше продвигалось повествование, тем больше толпились вопросы, поднимая такой шум, что повествование начинало смущаться и уходить в сторону. Был ли Альфред родителем обеих мальчиков? От кого был Томас? Чем на самом деле занимался Альфред? Что в своих странствиях нашел Фред?

Путеводной звездой, светившей ярко и бесперебойно, был только Педер. Он и Фред были самыми стойкими в своем характере, самыми предсказуемыми и надежными, чего нельзя сказать о Барнуме, который даже не знал, что скажет дальше. Женские линии здесь вообще подобны безжизненным куклам, которые не оживают даже под настойчивым подергиванием ниточек кукловодом. Они лишь на миг обрели жизнь, чтобы потом медленно умирать. Ни один из женских персонажей не имел своего характера. И если женщин из семьи Барнума мы хотя бы что-то знаем, то Вивиан предстает пустым стеклянным кувшином, в котором только по трещинке можно догадаться, что ему уже сколько-то лет, что он уже видел что-то.

И хотя я часто вчитывалась в текст с интересом, особенно по началу, то под конец все эти недомолвки и "а" без "б" уже начинали просто утомлять, так что я с удовольствием прощаюсь с этим миром, растратившим свои аплодисменты еще до рождения.