4 Античный нон-фикшн

Гай Транквилий Светоний, римский историк, писатель и секретарь императора Адриана, решил заняться исследованием жизни и карьеры двенадцати древнеримских правителей – Гая Юлия Цезаря и одиннадцати императоров. Работа начинается с жизнеописания Гая Юлия и завершается правлением Домициана, ставшего императором в 81 году н.э.
При этом книга состоит из восьми глав. Этот факт демонстрирует, что, по мнению Светония, цезари значительно отличались по своему историческому весу. Некоторые достойны пристального внимания, а кто-то не смог или не успел его заслужить. Так, после смерти Нерона, вынужденного покончить с собой, случился «год четырёх императоров».
За власть боролись Гальба, Отон и Вителлий. Каждому довелось примерить титул верховного правителя, но всех вскоре ждала насильственная смерть. Наследовал им Веспасиан.

Уже из оглавления становится отчасти понятно, как относились к описываемым фигурам Светоний и римский истеблишмент. Одних они величали Божественными, другие этого почётного звания не заслужили.
Рассказ Светония нелинеен. Он предпочитает группировать информацию тематически.
Автор уделяет много времени личной жизни и отличительным свойствам цезарей. Политическому и социальному фону уделено относительно немного места. Принимаемые цезарями решения рассматриваются довольно бессистемно. Описания сконцентрированы на личностях, а не на внешних событиях. К примеру, противостояние Гая Юлия с Помпеем, от исхода которого во многом зависела судьба Римской Республики, затрагивается поверхностно.
Древний историк довольно скупо упоминает о междоусобных войнах, виновниками и жертвами которых стало несколько цезарей, о военных действиях на современном Ближнем Востоке и взаимоотношениях Рима с другими царствами.
Покончив или отложив на время официальную часть, Светоний может местами несколько велеречиво, местами с огоньком разглагольствовать о жестокости, тиранической скупости и распущенности цезарей. Он старается подтверждать это странными (на наш вкус), а иногда и откровенно шокирующими историями, истинность большинства из которых невозможно проверить. Автор также описывает внешность каждого из властителей.

Однако книга Светония – вовсе не сборник анекдотов и мини-ужастиков. Нередко он ведёт себя так, как повёл бы себя современный историк.
Светоний обращается к первоисточникам, к которым у него был доступ благодаря должности при дворе, даёт ссылки на конкретных авторов, чьё мнение он цитирует.

Не менее надменны были и его [Божественного Юлия] открытые высказывания, о каких сообщает Тит Ампий: «республика – ничто, пустое имя без тела и облика»; «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти»; «с ним, Цезарем, люди должны разговаривать осторожнее и слова его считать законом».

Светоний, как и подобает исследователю, то и дело отмечает, что информация противоречива и как всё было на самом деле мы точно не знаем. По поводу рассматриваемого вопроса есть несколько конфликтующих версий, но из них наиболее убедительной представляется следующая… Такой подход повышает доверие к изложенному в книге, даже если автор может для пикантности сгущать краски и, в зависимости от своих личных предпочтений или конъюнктуры момента, добавлять те или иные оттенки к историческим портретам. Если автора не стоит считать объективным в его видении исторических событий и их протагонистов, то и большинство современных историков не могут этим похвастаться.

Вначале повествование показалось мне довольно сухим и одномерным (этот родился тогда-то, до того, как стал императором, побывал там-то и т.д.). Однако постепенно брутальный мир гладиаторских боёв, необузданной тяги к наслаждениям и ничем не сдерживаемой борьбы за влияние, когда жена (предположительно) травит мужа, а сын убивает собственную мать, стал наполняться красками. Цезари с их в чём-то очень человеческими слабостями, доведёнными до крайности реальной или мнимой вседозволенностью, обрели объём. Даже их волюнтаризм и стремление показать, кто «вожак в стае», кажутся вполне человеческими, что, конечно, не оправдывает их варварских поступков. Не стоит забывать, что древнеримская цивилизация во многом строилась на принципе доминирования. Сексуальные отношения тоже понимались в этом ключе. В то время само понятие «пола» не воспринималось так, как оно стало пониматься впоследствии. Об этом желательно помнить, читая о том, как тот или иной император мог чередовать отношения с женщинами и связи с мужчинами.
Светоний передаёт одно из насмешливых прозвищ Юлия Цезаря.

Народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно, для рождения наследников. Наконец, чтобы не осталось сомнения в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший в какой-то речи называл его мужем всех жен и женою всех мужей.

Светоний старается в целом придерживаться сбалансированного подхода. Правда, соотношение часто оказывается в пользу негативных моментов, но, вероятно, это соответствовало реальности.
Один и тот же человек совершает подвиги на поле брани во славу «вечного Рима». Благодарные римляне устраивают ему триумф. Он одаряет их денежными подарками… Этот аттракцион щедрости, должно быть, затрагивал не всех. Те, кому посчастливилось иметь римское гражданство, обладали разными преференциями. Для многих получить его было мечтой. К примеру, божественный Август, он же Октавиан, жаловал римское гражданство очень скупо.
Далее, деятель, приумноживший влияние Рима и благополучие его граждан, может велеть отдать на растерзание диким зверям любого, кто ему не понравится, или приказать сбросить его со скалы. Утрирую ли я?

Да уж, Калигуле нужно объявить импичмент… Кассий, трибун преторианской когорты, и другие заговорщики, видимо, думали аналогично, когда решились напасть на императора, заигравшегося в своём произволе или, по мнению некоторых, утратившего рассудок.

Светоний зачастую наделяет своих героев противоречивыми характеристиками. Порой кажется, что одной рукой он отнимает то, что только что даровал другой.
Так, автор сообщает, что Гай Юлий мог спокойно, «как простой гражданин», перенести брань. Однако тут же говорит, что ставший пожизненным диктатором Юлий принимал «почести сверх всякой меры» и распоряжался делами слишком своевластно.
Противопоставление присуще тому, как писатель изображает двух своих последних цезарей – братьев Тита и Домициана. Последний стал императором после смерти Тита, и «достигнув власти, он беззастенчиво хвалился в сенате, что это он доставил власть отцу и брату, а они лишь вернули её ему».
Подобное фанфаронство было далеко не самым плохим из качеств Домициана, среди которых числились свирепость (впрочем, в той или иной степени это качество было присуще всем двенадцати цезарям), неуёмное сладострастие и лихоимство.
Божественный Тит, напротив, был наделён «особенным даром, искусством или счастьем снискать всеобщее расположение» и, согласно Светонию, отличался умеренностью и даже милосердием к тем, кто злоумышлял против его власти. Среди злоумышленников был и его брат.

А когда однажды за обедом он вспомнил, что за целый день никому не сделал хорошего, то произнес свои знаменитые слова, памятные и достохвальные: «Друзья мои, я потерял день!»

Императорское «приносить благо» работало весьма селективно и, видимо, не относилось не к римлянам.

Римляне в большинстве своём верили во всякого рода знамения и предсказания. В качестве знаков судьбы могли выступать сновидения, парящие высоко или опускающиеся на плечи орлы, мгновенно вырастающие новые ветви деревьев и хвостатые звёзды (кометы), служившие предвещанием гибели. Решения сильных мира сего не в последнюю очередь зависели от того, что скажут оракулы.

По пути он [Тит] спросил оракул Венеры Пафосской, опасно ли плыть дальше, а в ответ получил обещание власти.

Мир Древнего Рима был неприкрыто брутальным, построенным на демонстрациях силы и полным суеверий. Право сильного практически ничем не уравновешивалось. Берясь за книгу Светония, лучше держать это в голове и полностью абстрагироваться от сегодняшних этических норм. Как говорится, autres temps, autres mœurs.
Завершает своё масштабное полотно Светоний на оптимистичной ноте:

Говорят, и сам Домициан видел во сне, будто на спине у него вырос золотой горб, и не сомневался, что это обещает государству после его смерти счастье и благополучие. Так оно вскоре и оказалось, благодаря умеренности и справедливости последующих правителей.

Признаюсь, когда автор уведомлял нас о том, что императоры видели во сне, во мне восставал внутренний скептик, вопрошающий «Откуда ему это известно?»

Подведём некоторые итоги.
Независимо от того, насколько достоверна данная книга, она оказала существенное влияние на то, как поколения историков видели двенадцать цезарей. Повлияла она и на представления о них в массовой культуре. Насколько мне известно, на работу Светония опирался Роберт Грейвз в своём романе «Я, Клавдий».
Книга, дошедшая до нас из античных времён, безусловно, заслуживает внимания. Она довольно увлекательна, хотя и не всегда просто написана.
Истории о корнях цезарей, которой автор предваряет каждую из частей, несколько утяжеляют повествование. Сомневаюсь, что современному читателю нужно знать, кто были прародители Тиберия или в чьё консульство и в календы какого месяца родился Клавдий.
Также надо приложить усилия, чтобы не запутаться в сложном родстве, в котором состояли цезари. В Древнем Риме было нормой усыновлять пасынков и назначать их наследниками. Именно так, к примеру, власть получил Тиберий.
Несмотря на то, что в труде Светония много терминов (преторы, квесторы, эдилы, всадническое сословие, проскрипции), думаю, он может понравиться и тем читателям, чьё знакомство с историей Древнего Рима ограничивается школьными уроками.
Как правило, по смыслу понятно, о чём идёт речь, и как общественный статус одного персонажа соотносится с положением других.
Однако к Светонию не стоит обращаться, если вы хотите освежить свои знания об истории того периода. Знаковую работу нужно читать, если хочется больше узнать о человеческой природе цезарей и почувствовать атмосферу эпохи.
Светоний, вольно или невольно, выступает против традиции возвеличивания личности в истории. Изображая цезарей как людей, обременённых многими пороками, он спускает богов на землю. На страницах книги застывшие в мраморе изображения оживают, и выясняется, что ничто человеческое им не чуждо, даже слишком.