5 Посткатастрофизм: обнажение абсолютного зла

Как мыслить абсолютное зло? Где искать точки разграничения зла и не-зла? Как зло теряет свои ориентиры? Эти вопросы часто появляются после прочтения книги Валерия Подороги «Время после. Освенцим и ГУЛАГ: мыслить абсолютное зло». Идеологическое столкновение двух лагерей зла на страницах этой работы плавно поводят к мысли о крушения и обреченности человеческой натуры. Трансформация человеческого под гнётом неосознаваемого кризиса цивилизации становится пределом схватывания последнего мгновения человеческого.

Философ Подорога пытается связать несвязываемые узлы для обнаружения корневых разломов человеческой субъективности. Вопрос о палаче как о фигуре бюрократической командной силы сталкивается с понимание жертвы как «отработки» образа врага. Жертва, лишенная личностного потенциала, становится врагом-другим для палача. Рефлекторная работа организма, психологическое состояние, телесные манипуляции – всё встроено в логику утверждения и обличения зла. Но почему зло абсолютно? Точнее почему Подорога полагает, что пределы Освенцима и ГУЛАГа выступают манифестацией зла? Это связано с тем, что философ обнаружил границу невыразимого и невысказываемого зла. это зло постулирует себя как норма функционирования; зло, которое будет создавать посткатастрофизм; это то зло, которое лишилось уровне саморефлексии, заманив его идеалом идеолого-тиранического превосходства.

Книга показывает, как и каким образом человеческий субъект распадается и разлагается под воздействием щелочи неконтролируемого зла. Не-контроль возможен, когда зло отменило контроль для себя. Расщепление субъекта, выворачивание его сущности отражает специфику присвоения и уничтожения; зло встроено в мир, но абсолютное зло пытается мир встроить в себя. Проблемой становится не выживания, а жизнь после Освенцима и ГУЛАГа. Выжить – это преодоление физиологическое; жизнь после выживания – экзистенциальная борьба с лагерным прошлым, которое преследует постоянно и напоминает о себе. Время после означает осмысление культурного пространства, поиск оптимального способа свидетельствования о катастрофе. Таким свидетельством становится литература на примере Варлама Шаламова: «Не проза документа, а проза, выстраданная как документ» (Шаламов В. Собрание сочинений. Том 1. С. 380). Подорога считает, что литература факта способна показать чистоту переживания и проживания катастрофы».

Источник