5

Том Стоппард "Берег Утопии"

...книга меня не под локоток берёт, а за горло хватает. Мне нужно успеть шлёпнуть мои мысли на бумагу, пока они не растерялись, да ещё и поменять их на ходу, здесь всё годится, тут не до стиля, тут дай Бог до сказуемого добраться.

Одна из самых примечательных и замечательных книг из прочитанных за год. Благословенный девятнадцатый век в России и её окрестностях, которые особого значения для пьесы не имеют, поскольку речь в ней не о местах, а о людях. И о каких! Всё начнётся с семейства Бакуниных, ожидающих возвращения "братца Мишеньки" с военной службы. Три сестры Мишеньки, повторяющие, как мантру "в Москву, в Москву" и сам Мишенька, прогрессивный молодой человек, увлекающийся философией. Не, ну как увлекающийся? Как юные франты и франтихи увлекаются модой: примерил, поносил, погордился, появилось что-то новое и старое уже в топке.

Семь уровней человеческого счастья! Первый – умереть, сражаясь за свободу; второй – любовь и дружба; третий – искусство и наука; четвертый – сигары; пятый, шестой, седьмой – вино, еда, сон.

А потом понесётся. Будут фсе! Ваще фсе, даже Наше Всё будет стоять в пальто в дверях бального зала, хмура созерцая весь этот паноптикум (в роли Чацкого А. С. Пушкин - ремарка моя, не Стоппарда). Будет Белинский:

Стать часовщиком или астрономом может любой. Но если мы все захотим стать Пушкиным... если вопрос в том, как сделать стихотворение Пушкина? - или что делает одно стихотворение, или картину, или музыкальное сочинение великим, а другое нет? или что такое красота? или свобода? или добродетель? - если вопрос, как нам жить? - тогда разум не даёт ответа или даёт разные ответы. Так что здесь что-то не так. Божья искра в человеке - это не разум, а что-то иное, это какая-то интуиция, или видение, или, может быть, минута вдохновения, переживаемая художником....

Можно попытаться подсматривать за поэтом в момент творения - вот он сидит за столом, рука с пером неподвижна. Но едва перо двинулось - и момент упущен. Где он был в это мгновение? Смысл искусства - в ответе на этот вопрос. Открыть, понять, узнать, почему это происходит - или не происходит, - вот цель моей жизни, и и цель эта не так бессмысленна в нашей стране, где нельзя говорить о свободе, поскольку её нет, а о науке и политике тоже нельзя по той же причине.

У нас на писателей смотрят как на вождей. У нас звание поэта или писателя чего-то да стоит. Здешним писателя кажется, что у них есть успех. Они не знают, что такое успех. Для этого нужно быть писателем в Росси... Да если бы здешние писатели знали, они бы уже паковали чемоданы в Москву или Петербург.

Я влюбился в литературу и так всю жизнь от этой любви и страдаю. Ни одна женщина еще не знала такого пламенного и верного обожателя. Я поднимал за ней все платочки, которые она роняла, – тонкие кружева, грубую холстину, сопливые тряпки, – мне было все равно. Все писатели – покойные и живые – писали лично для меня одного – чтобы тронуть меня, оскорбить меня, заставить меня прыгать от радости или рвать на себе волосы – и мало кому удавалось меня провести. Твои «Записки охотника» – это лучшее, что было написано со времен молодого Гоголя. Ты и этот Достоевский – если он не испишется после первой вещи. Все еще будут восхищаться русскими писателями. В литературе мы стали великим народом раньше, чем сами были к этому готовы.

Чаадаев:

Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок

(конечно же на французском! На каком же ещё языке мог изъясняться подлинно-русский философ в середине 19 века?).
Тургенев:

Умение поставить себя на место другого и есть цивилизованность, и этому нужно учиться веками. Нетерпение, глупое упрямство, доводящее до разрушения, - всё это приходится прощать молодости, у которой недостаточно воображения и опыта, чтобы понять, что всё в этой жизни движется и меняется и почти ничего не стоит на месте.

А ещё Огарёв, Аксаков, Герцен, Чернышевский, Станкевич... Скучно не будет, это точно. Вся пьеса состоит из блистательных диалогов, метких замечаний и прочувствованных монологов (г-на Белинского Виссариона Григорьевича, пусть даже он всего лишь персонаж, я полюбила ещё отчаяннее), для мена она неуловимо, почти на уровне подсознания и полусна отождествляется с романом Герцена "Былое и думы". Вот такой вот парадокс. Так что, господа-товарищи, если бесплотные разговоры о литературе, искусстве, о свободе и холопстве, о равенстве и разделении, о философии и судьбах мира, России, конечно, вас не беспокоят, не читайте этой пьесы, разочаруетесь. Хотя герои пьесы (как это обычно для Тома Стоппарда) совершенно живые, никакой ходульности, никаких масок, возможно немного гротескные (это ж постмодерн), они влюбляются, расстаются, ругаются, ссорятся, мирятся и спорят, это не поможет увлечь читателя, заточенного на любовный роман, историческую или социальную прозу (всё это в пьесе есть). И даже тот факт, что время и пространство спрессованы, сплетены, это не мешает героям пьесы жить. Так что не надо мне рассказывать, что Маркс с Герценом и Тургеневым не могли встречаться: в настоящем воорбражариуме возможно всё. И даже больше.
Я никогда не скрывала своей бессмысленной и беспощадной любви к творчеству Тома Стоппарда, потому прощения просим за избыток цитат. В ридере их сохранено в разы больше, я держала себя в руках))