4.5 «Возьми себя в руки, дочь самурая…»

Сплошная жесть, а не книга. Чувствительным особам лучше бежать от нее, как от пожара. Я все понимаю: японская культура любит всякое жестокое, да и привыкли мы к историям о насилии, но Нацуо Кирино втянула в свою книжку столько омерзительного и страшного… Ближе к финалу уже привыкаешь к многочисленным описаниям ужаса, насилие уже воспринимается как норма и неизбежность.

«Хроника жестокости» – о похищении и насильственном удержании ребенка, только вот писательница максимально отошла от единой картины произошедшего: фантазии главной героини наслаиваются на правду, и под конец невозможно отличить вымысел от реальности.

Главная героиня, 35-летняя писательница Наруми Коуми, перед своим загадочным исчезновением написала книгу, посвященную событиям четвертьвековой давности. В своих «Хрониках жестокости» она рассказывает, как ее в 10 лет похитил некий Кэндзи, как она больше года провела у него, в закрытой комнате над промышленным цехом, как ее освободили – и как она стала жертвой стокгольмского синдрома и ПТСР.

«Человек в состоянии адаптироваться к любым, даже самым суровым условиям»

Кэндзи она была нужна не столько для раскрытия своей сексуальности, сколько для утоления извращенного чувства заботы. Кэндзи – не совсем взрослый человек, это инфантильное существо, «ребенок» и «родитель» в одном теле. Дневной Кэндзи – жестокий взрослый, который бьет девочку и заставляет ее обнажаться. Вечерний Кэндзи – игривый ребенок, он веселит девочку и заботится о ней, видя в ней единственного друга. Позже главная героиня поймет, что за этим странным раздвоением должна скрываться какая-то личная травма. Но… увы – Кэндзи останется нем. Ни героиня, ни читатель так и не узнает его прошлого, его мотивов. Что же было причиною его преступных действий?..

В заточении главная героиня только и мечтала об освобождении: вот, ко мне придут хорошие люди, они услышат меня, захотят проверить, они вызволят меня, они позвонят в полицию! Но потом она понимает, что освобождение – это не открытая дверь. Она выходит из комнаты, в которой ее держал Кэндзи, но остается пленницей. Это второе большое «увы», раскрытое в «Хронике жестокости»: от негативного опыта нельзя избавиться, и много лет спустя травма напоминает о себе.

«Как человек собирается меня исцелить, если не пережил того же, что и я?»

Возвратившись в большой мир, героиня оказывается в еще большей изоляции, чем взаперти у Кэндзи. Сочувствие и забота ничего для нее не значат – ведь эти хорошие люди не могут понять, что она пережила. Сколько бы ни говорили знакомые, родители, психологи и следователи: «Я понимаю, тебе через многое пришлось пройти, но теперь…» – это только больше сближает жертву с ее мучителем. Оказалось, что мучитель больше знал и понимал о ее чувствах.

Новой Наруми Коуми хочется узнать этого Кэндзи. В этом ее отложенный стокгольмский синдром, усиленный непониманием окружающего мира. Она хочет восстановить связь с мучителем, чтобы разобраться и в себе самой, и в его мотивах. Понятно, что реальный преступник ничего ей не скажет. Но у писательницы богатое воображение. И она начинает реальность дополнять своими фантазиями. Она дописывает мотивацию, выдумывает прошлое Кэндзи, которое могло бы сделать его более похожим на нее, жертву. Может быть, у него было плохое детство? Его били? Насиловали? Наверное, его тоже похитили в свое время…

В этом нет ни капли правды, героиня и сама знает цену своим фантазиям, но ей жизненно важно ответить на вопрос: «Зачем же он это все-таки сделал?» Это разговор с самой собой. Возможно, в этом попытка героини снова поверить в логичность мира и, соответственно, логичность насилия.

Наше желание объяснить преступление обосновывается нашим страхом потерять контроль. Мы читаем о преступниках и размышляем: «Ну все же закономерно, он сделал это, потому что… а вот если бы мы вовремя сделали это…» Это попытка хаос насилия запихнуть в шаблон: «Если усилить охрану/ввести принудительное лечение/запретить телеграмм/выключить интернет, то наши школы будут в безопасности, поклонники Колумбайна разом испарятся». Но правду о преступлении знает только сам преступник, и, как бы ни пыталась героиня «Хроники жестокости» понять и объяснить зло, она бессильна перед этой задачей.

Как итог: читать только любителям сложной (с психологической точки зрения) прозы, которые не боятся непопулярных трактовок и у которых не возникает рвотного рефлекса от описаний группового сексуального насилия над детьми. Остальным лучше не притрагиваться к сей жести, дабы не лишиться хорошего настроения и гармонии с миром.