5

Mundus vult decipi. Ergo decipiatur

(Мир желает быть обманутым. Пусть будет обманутым)
Очень странная и интересная семейная сага, пытаясь не вырываться из событий, прочитала её за два дня и одну ночь. Нордстерн. Про отдельно взятую норвежскую семью, которая вроде как существует во времени и пространстве, и в то же самое время вне их: события, происходящие в окружающем мире проходят как-то по касательной и являются всего лишь вехами, точками кривой Безье. Женщины этой семьи рожают детей и ждут - мужчин, счастья, мира, детей, отцов, подруг, писем. А мужчины ищут. Причём в конечном итоге ищут того же самого, и ещё овцебыка)) Это в общем-то роман отсутствия и ожидания чего-то или кого-то. Но не философско-экзистенциального отсутствия, физического. Действия и диалогов в книге больше, чем созерцаний и размышлений (вот если бы ещё меньше шептали и шелестели, было бы вообще замечательно).

Время шло. Оно шло, хотя стояло на месте. Даже время несовершенно.

И, хотя и открытый, но вполне логичный финал обрушился как снег на голову, надежда на то, что за последней страницей книги прячется ещё пара сотен, не оправдалась))
А ещё книга настолько переполнена обманом, ложью и полуправдой, что вопрос "а был ли мальчик?" не покидал меня ни на минуту. Даже в финале, видя его появление, я сомневалась - это точно не иллюзия? Он точно существует? Это не альтер-эго, придуманное главным героем?

Я сомневался почти во всём, и в первую голову у меня не было уверенности в себе, я даже не знал, существует ли то, что называется мной, в минуты отчаянья я склонен был считать себя некими отрезками плоти, сцепленными абы как и топчущими землю под именем Барнум. Я сомневался во всём, за исключением Фреда, ибо он в своей неоспоримости был вознесён выше сомнений. Я вспомнил, как отец говорил: Важно не то, что ты видишь, а то, что ты думаешь, что ты видишь.

Думаю, роман отозвался во мне ещё и потому, что взгляды главного героя (полагаю, и автора тоже) на искусство, общество и жизнь в целом, вполне созвучны моим. А разве можно не почувствовать невольной симпатии к человеку, близкому по духу, учитывая, что выражает он это с достаточным для меня цинизмом:

Эстетическое насилие уверенно набирает вес. Убивать с расстановкой, с чувством стало модой.

...дети мира, белая кость, как на заказ красавцы и баловни судьбы, не нюхавшие войны, они будут расти, не зная нужды, и зажрутся, что аж мозги набекрень, вследствие чего они сперва покроют презрением потребительство, взамен которого прельстятся играми в бедность и опрощение, чтобы позже добрать упущенное в тройном размере не шведском столе бюргерской сытой жизни.

... всё в жизни - вопрос времени, кто может вытерпеть столько, сколько нужно, тот и выходит победителей, если не помирает со скуки до победы

(очень созвучно Лао-цзы "Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывет труп твоего врага", действительно, только б не помереть со скуки, ожидая появления трупа врага).

...дойдя до лишённой действия созерцательности, режиссёры-постановщики багровеют, продюсеры отправляют сценарий в ближайший мусорный бачок, а режиссёр просит быстренько, пока он на пять минут отлучится в туалет, вписать в сцену злодея с ружьем или хотя бы травматические комплексы несчастного детства, и все эти деятели душу готовы заложить, лишь бы получить вместо пустой сцены хоть чёрта, хоть дьявола, они согласны на убийство, грохочущую музыку, чернуху, пусть даже рекламу, потому что ничто не пугает их больше, чем боязнь оказаться скучными. А всё из-за того, что фильмачи еще не уяснили простую вещь: в тихих закоулках повествования вылёживаются сюжетные повороты, нарастающее беспокойство, которое медленно поднимается со дна и расходится, как круги по воде

(правда, то же самое можно сказать о книгах, перенасыщенных действием, и читателях, скучающих над мнимой бессюжетностью).

...теперь от беспроводных излияний не скрыться уже нигде, самые интимные признания кричат в трубку в ресторанном застолье, страшные тайны выдают, стоя в очереди или на остановке, и все мы вынуждены выслушивать чужие свары, объяснения, сердечные охи-ахи, так что общество превратилось в гигантский будуар, где все треплются со всеми, а по большому счёту, сами с собой, причём сказать им всем нечего.

Ты спрашиваешь о смерти, но я ничего не знаю о ней, а только о жизни, поэтому могу лишь рассказать, какой я вижу смерть: или она окончание жизни, или переход к иному способу существования. И в том и в другом случае бояться нечего. Но я с большой неохотой ушёл бы из жизни сейчас, потому что мне кажется, что жить прекрасно!

И ещё один вопрос, не дающий покоя - откуда я знала, что случится с Верой на чердаке и про отсутствующий палец этого мудака?