5

Утро стояло ясное, весеннее, и Том карабкался за птенцами да посвистывал. Сколько раз он мне про это рассказывал, и всегда у него на лбу выступал пот. Верите ли, Том случайно глянул наверх и увидел большущего баклана, и баклан тот долбил клювом веревку. Он подивился: за бакланами такого сроду не водилось. Он смекнул, что веревка-то мягкая, а клюв у баклана и скала Басс твердые и что падать в море с двухсотфутовой вышины не так уж приятно.
- Кыш! - крикнул Том. - Пошел вон, окаянный!
Баклан поглядел вниз на Тома. Глаза у него были какие-то странные.

Не знаю, как в дальнейшем у меня сложатся отношения с трилогией острова Льюис - "Скала" заявлена как первая часть трилогии - но Стивенсон и его "Похищенный" наверняка вспомнятся ещё не раз. Место действия - гэльский север Шотландии, где, оказывается, до сих пор сохранился древний промысел: добыча птенцов баклана на птичьем базаре. Меня, если честно, воротит при одной мысли о бакланах как о пище, но в старину сей изысканный деликатес подавался к столу шотландских государей, а шотландские государи покушать были не дураки. Итак, каждую осень двенадцать мужчин с острова отправляются на скалу Сула-Скер и две недели ловят бакланчиков петлями, бьют колотушками, как кроликов, и заготавливают лакомое мясо. На каждую опалённую тушку уже есть покупатель: гурманы записываются на очередь задолго до охоты. Будь бакланы поинтеллектуальнее, давно бы организовали круговую оборону, однако на Скале никогда не происходило несчастных случаев. За исключением одного раза.

Связь современного преступления с делами давно минувших дней - ход отнюдь не новый, на нём построены многие классические детективы. Но Питер Мэй, уроженец Глазго, сценарист и журналист, похоже, историк по призванию. Ему актуальны не подробности беззакония, а то, как оно зарождается и укромно, исподтишка растёт, давая всё новые и новые метастазы. Эстафета насилия - очень точная метафора, вот только эстафетная палочка имеет свойство размножаться, и один поступок оказывает влияние на сразу многих.
На свой остров, почти лабораторный, музейно консервативный, пропахший торфяным дымом и несвежей рыбой, сержант Фин Маклеод возвращается... а вы любите посещать встречи выпускников? Маклеоду досталось ещё хуже: все его знают, все его помнят, и все придирчиво вглядываются и вслушиваются: каковы достижения, сиротка? Есть ли чем похвастаться? Не зря ли бежал из родного края? А похваляться особо нечем: карьера не сложилась, семья распалась, сын погиб... И расследовать хочется не убийство, которое кажется поначалу тривиальным сведением счётов, а рефлексию Фина, его возвращение к корням, к детской дружбе и юношеской любви. Но это я уже в Бёрнса впадаю: "Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней?"
Не дай Бог забыть.
Они-то тебя не забывают.
Что ни день, призывают проклятие на на твою голову, на дом твой, хлев и конюшню, на чад и домочадцев, на всю родню, на слуг и на гостей - будь они прокляты до седьмого колена.

Маршели... Маршели поразительна. Искренняя, человечная - и при всём при том мечта женоненавистника. Такая особенная "ля фам", которую приходится "шерше" при любом раскладе, и носом в угол, не наказания ради, но обезвреживания для. Наверное, нельзя бороться с психопатами их же оружием: у них всё равно лучше получается со своим оружием обращаться, то есть быть безжалостными, бессовестными и несгибаемыми. А мы, обычные смертные, мало того, что не справляемся, так ещё потом и противно.

Все время, пока мы там стояли, оно скакало, металось, подпрыгивало и кружилось, как юла, порой еще и визжало... Вы как хотите, а я скажу, что думаю. Это чудище скакало от радости, может, то была и сатанинская радость, но все равно радость. Я часто думаю, зачем же колдуны и колдуньи продают дьяволу самое дорогое, что у них есть, -- свои души, ежели все они либо сморщенные, оборванные старушонки, либо немощные, дряхлые старики? А потом я вспоминаю, как Лис Лэпрайк один-одинехонек плясал немало часов кряду оттого, что темная радость била в его сердце ключом. Спору нет, всем им гореть в адском огне, да зато здесь, прости меня Господи, они порой бывают счастливее всех на свете.

Если бы я могла задать вопрос виновнику, так сказать, торжества, то спросила бы: "Неужели игра стоила свеч? Неужели тёмная радость того стоила?!"