5 Размышления о долге и превратностях жизни

Кекавмен. Советы и рассказы: Поучение византийского полководца XI века / Подготовка текста, введение, пер. с греч., комментарий Г. Г. Литаврина. — Изд. 2-е, перераб., доп. — СПб.: Алетейя, 2003. — 711 с. — (Серия «Византийская библиотека. Источники»).

В 1654 г. троицкий архидиакон Арсений (Суханов), крупнейший библиофил своего времени и царский эмиссар в пределах Османской империи, побывал на Афоне в Ивирском монастыре, где закупил несколько сотен грекоязычных рукописных книг.

Арсений с его книжным обозом. Рис. О.И. Гроссе.
Учитывая военно-политическую обстановку в регионе, остаётся только удивляться везению Арсения: драгоценные рукописи он привёз в Москву целыми и невредимыми. Со временем, лет через двести, они стали достоянием науки. Среди прочего, внимание учёных привлекла толстенная бумажная рукопись (577 листов!) из Трапезунда, где до османского завоевания правила греческая династия Великих Комнинов. Трапезунд пал в 1461 г.; следовательно, рукопись более ранняя, возможно — даже не XV, а XIV века. Состав её очень пёстрый; только в первой части (их две, некогда существовавшие раздельно) содержится более двадцати разнородных текстов, самым крупным из которых является шестой по порядку — сочинение византийского военачальника Кекавмена, жившего в XI веке и писавшего, как явствует из анализа содержания, между 1075 и 1081 гг. Этот текст, раскрывающий взгляд на мир представителя провинциальной имперской знати, оказался для историков бесценным: больше ничего подобного среди уцелевших памятников византийской книжности нет.

В 1896 г. двое маститых учёных, В.Г. Васильевский и В.К. Ернштедт, впервые издали сочинение Кекавмена полностью, на языке оригинала; при этом они следовали установке дать максимальное приближение структуры публикуемого текста к рукописи. Во многих местах текст оказался неясным, исследователи предложили свои основанные на догадках поправки (конъектуры). В 1972 г. советский византинист Г. Г. Литаврин подготовил новое издание, построенное принципиально иначе: фактически это реконструкция, поскольку устранены все элементы текста, привнесённые, по мнению исследователя, переписчиками и «редакторами» (например, стихотворный пролог, оглавление и заголовки разделов). Текст заново разделён издателем на разделы и параграфы, исходя из внутренней логики повествования; значительно увеличено число конъектур. Важный шаг вперёд Литаврин сделал, придав изданию форму «билингвы» (чётные страницы — греческий текст, нечётные — русский перевод, выполненный самим исследователем). «Билингве» предшествует обширное и дельное исследование, а за ней следует подробнейший комментарий, значительно превышающий объём самого комментируемого текста.

История издания 1972 г. позволяет судить о состоянии советской гуманитарной науки в организационном аспекте: формально Литаврину вроде бы никто не препятствовал, но его книга, на титульном листе которой как место издания указана Москва, печаталась не в Москве, а в Тбилиси, ибо только здесь обнаружилась достаточная наборная касса греческого шрифта, и не на приличной бумаге, а на газетной, ибо лучшей в Тбилиси не нашлось.

Тридцать один год спустя Литаврин, находившийся уже в преклонном возрасте, подготовил переиздание книги 1972 г., существенно его доработав. Питерское издательство «Алетейя» выпустило книгу в красивой обложке, что всегда приятно; качество бумаги тоже вполне достойное; а вот корректора господа издатели нанять не захотели, и в результате русскоязычный текст пестрит опечатками; если их столько же и в греческом тексте, то для учёных это катастрофа. При знакомстве с книгой у меня возникли кое-какие претензии не только к издательству, но и к Литаврину, но я их спрячу под спойлер.

Здесь же поговорим о Кекавмене и его «Поучении».

Тождество нашего автора с полководцем Катакалоном Кекавменом, известным по упоминаниям в хрониках XI-XII вв., Литаврин отрицает, и оно в самом деле сомнительно. Представителей знатного рода Кекавменов в принципе могло быть немало. Наш Кекавмен, личное имя которого неизвестно, тоже был полководцем, но это ещё ни о чём не говорит. Семейная традиция, только и всего: «есть такая профессия – империю защищать»

Молящийся Феодор Стратилат (греческая резная иконка). Оружие и доспехи соответствуют эпохе Кекавмена.
Советам по военному делу наш автор отвёл более четверти своего сочинения, причём взяты они явно из личного опыта. Кекавмен предстаёт здесь полководцем бывалым, видавшим разные виды:

Писавшие об [искусстве] стратига предупреждали, чтобы войско, если оно потерпело поражение, не выходило на битву до трёх лет, — и правильно они рассудили, дабы трусость ушла из сердец воинов и они как бы позабыли о поражении. Но я тебе советую, если ты разбит (да не случится этого), то, коли сможешь, тотчас, а именно в день твоего поражения, собери хотя бы четверть твоего войска. Не бойся, подобно людишкам с заячьим сердцем, и, взяв тех, которых собрал, напади на врага, но не спереди, а предпочтительно сзади или с фланга, внезапно и неожиданно, в тот же день поражения либо ночью. Я совершенно уверен, что с Божьего благословения ты повергнешь и окончательно уничтожишь врага, так как он с того момента, как разгромит тебя, будет пребывать в полной беспечности, ничего не ожидая и полагая, что разделался с тобой. Непременно так делай — и не потерпишь неудачи, потому что беспечный враг окажется для тебя легкоодолимым.

Византийское войско. Книжная миниатюра.
«Поучение» адресовано прежде всего старшему сыну автора: «я сочинил это не как художественный труд, для каких-нибудь чужих людей, а только для тебя и твоих братьев, для своих детей от чресел моих, которых мне дал Господь» (с. 289). Но автор явно не уверен, что его детям удастся сохранить высокое положение в обществе. Он раздаёт свои советы, предполагая для сыновей возможность оказаться в самых разных социальных позициях: от самодержца-василевса («императора», как часто именуют в литературе византийских монархов) до скромного писца. Перечислю и промежуточные варианты, их немало:

- влиятельный землевладелец в провинции, вне государственной службы

- крупный провинциальный администратор

- придворный

- царский фаворит

- фемный судья (что-то вроде гражданского губернатора провинции)

- стратиг фемы (что-то вроде военного губернатора провинции)

- военачальник, командующий полевым войском, выступившим против неприятеля

- «акрит» (начальник воинских подразделений прикрытия границы)

- военный интендант

- учёный, грамматик или философ

- служитель «архонта» (богатого и знатного человека)

- «топарх» (правитель небольшой независимой или полузависимой области, граничащей с Империей)

Последний пункт заслуживает особого внимания. С какой стати, спрашивается, имперский военачальник начал вдруг рассуждать о положении «топарха», да ещё и в таком ключе (с. 315):

Если ты имеешь в своей стране крепости или деревни, если ты в них топарх и повелитель, то не позволяй себе мечтать о богатстве или о чинах, или о великих обещаниях василевсов, не отдавай своей страны василевсу, не бери взамен её деньги и владения, хотя бы мог получить вчетверо больше. Напротив, держись за свою страну, хотя б она была мала и незначительна, так как лучше для тебя, если ты как сам себе господин являешься другом [василевса], а не как раб и подвластный человек.

Ларчик открывается просто: здесь отголосок истории рода. В другом месте Кекавмен рассказывает, как его дед, будучи «топархом» в Армении, захватил обманом пограничную византийскую крепость (с. 187). О развитии событий не сообщается, но догадаться не составляет труда: василевс вернул свою крепость, прихватив заодно и владения предприимчивого «топарха», просто-напросто сманив его на службу. По той схеме, от которой предостерегает Кекавмен в приведённой цитате... Можно не сомневаться, что дед Кекавмена получил деньги, высокий чин, доходную должность и земельные владения (где-то вдали от его родной Армении). Но вместе со всем этим он получил и неустранимую нестабильность своего положения: дамоклов меч царской опалы висел над каждым. Отсюда и серия военных мятежей провинциальной знати в X-XI вв.: избавиться от угрозы репрессий со стороны василевса можно было лишь одним способом — сев на его место.

Всех исследователей удивляло, что Кекавмен в адресованном детям поучении отводит несколько страниц советам василевсу; предполагалось даже, что этот раздел написан другим лицом. Но при политической нестабильности в империи претендовать на трон мог едва ли не всякий успешный военачальник. Есть прецедент, когда удача чуть-чуть было не улыбнулась одному из Кекавменов: «Во время восстания 1057 г. трон было решено предложить сначала Катакалону как наиболее почтенному по возрасту полководцу» (с. 576, прим. 922). Чуть позже, однако, дело повернулось так, что власть захватил Исаак Комнин.

Впрочем, нашему автору движение по социальной лестнице вниз представляется более вероятным, нежели вверх: «Точно так, как твой подчинённый ныне нуждается в твоей защите, судьба принудит тебя просить, чтобы он протянул тебе руку, — видывал я такое и удивлялся превратностям жизни» (с. 147).

Вообще Кекавмен предстаёт в своих рассуждениях человеком разочарованным: в частности, он предостерегает от ложных друзей, и этой теме отведено много места. Но в этом умудрённом жизнью пессимисте совершенно нет цинизма; он остаётся человеком долга. Если ты богат и знатен, то должен бороться против несправедливости — например, выступить в защиту человека, ставшего жертвой произвола правительственных чиновников (с. 135).

Знаю, что некоторые из неопытных людей и неучей осудят тебя, непотребно высмеют и обзовут пустословом. «Какая тебе-то печаль от несправедливости к тому человеку, — скажут они. — Ты-то никакой обиды не потерпел от них». Но ты не отступайся от этого доброго и благочестивого дела, не допускай, чтобы из-за их поношения и насмешек несправедливо обвинённого ими постигла жалкая участь.

Нет у Кекавмена и аристократической спеси: слуги, объясняет он сыну — «такие же люди, как и ты» (с.147).
Сына Кекавмен хочет видеть человеком совершенным (с. 171, 173):

Ведь я хотел бы, чтобы ты был таким, что тебе удивлялись бы все — и твоему мужеству, и твоей рассудительности, и знаниям, и красоте твоей речи. Если ты всё это возлюбишь и исполнишь, будешь счастлив. Ведь я изложил тебе то, чего нет в другом стратегиконе или в другой книге, так как я сочинил это на основе собственных размышлений и подлинного опыта.

В общем, книга замечательная, но лёгкого развлекательного чтения не ждите. Тёмных мест, когда без частого обращения к комментарию трудно что-либо понять, довольно много, и к тому же ряд терминов Литаврин вынужден был оставить без перевода (просто ввиду отсутствия эквивалентных понятий в современном русском языке). Как вам, к примеру, следующий пассаж (с. 309):

… Ведь если архонты флота будут жадюгами и взяточниками, послушай, что они сделают: во-первых, они разрешат, чтобы [владельцы] стратий пользовались экскуссией, беря с них номисмы не в том размере, в каком они хотели вносить в качестве эпирии для флота, но в двойном количестве — и хеландия оказывается с недостатком.

Птичий язык, правда? Но терпенье и труд всё перетрут.