4

Очень сложные чувства вызвала во мне эта книга. Я выросла у мамы, которая, буквально, боготворила декабристов и их жён. Лишь недавно, мама моя стала более критично относится к событиям 1825 года и несколько пересмотрела свой взгляд на декабристов.
Но не на их жён.
Поэтому книга Марии Волконской в нашем доме, разумеется была.
Но я никак не могла заставить себя её прочитать.
И вот время пришло.

Итак, юная жена Сергея Волконского едет за ним в ссылку, в Сибирь.
Что ею движет мы не узнаем как бы внимательно не читали её записки. Она просто умалчивает об этом. Юная, только что родившая сына она рвётся за мужем. Но ведь она узнала его только незадолго до свадьбы, жила с ним буквально пару месяцев. Что же это было? Любовь? Чувство долга? Романтический порыв?
Ни слова.

В самих Записках есть много деталей, которые меня удивляли. То Мария едет, взяв с собой только пару смен белья, три платья и капот (салоп на меху отдаст ей сестра, сняв с себя).
То вдруг в рудниках у юной декабристки уже и соломенная шляпка с вуалью и даже дамское седло, которого в тех краях не видали. Пришла посылка от родных? Так скоро??
Кстати, чудесная деталь, Мария и Катерина Трубецкая всегда одевались опрятно и не теряли достоинства даже в самом начале ссылки, когда было особенно трудно.

Дальше тоже не вполне ясно. То все уважали двух женщин и их мужей, кланялись. То вдруг выясняется, что окружающим запрещено было здороваться с жёнами политзаключенных и народ переходил на другую сторону улицы, когда Каташа и Мария шли.

То работают декабристы с 5 утра до 11 вечера шесть дней в неделю. То начальник тюрьмы перестаёт выдавать им свечи и они мучаются зимой с трех часов пополудни до семи утра.
Я не поняла расписания.
Впрочем, видимо, речь идёт о воскресеньях.

Кстати, нужно заметить, что хотя в примечаниях (издание советское) всячески пытаются опорочить императора Николая и Бенкендорфа, при внимательном чтении становится ясно, что почти всегда и во всем шли навстречу любым просьбам жён декабристов.
Жить с мужьями? Можно.
Прорубить окна в тюрьме? Можно.
В предисловии сказано, что окна были буквально "выбиты" из императора знатной родней заключенных, но простой подсчёт времени показывает, что прибыли в Петровский завод ссыльные в последние дни сентября, а окна были уже в декабре. То есть, время ушло на простую переписку с Бенкендорфом, которого явно так уж прям долго уговаривать не пришлось.

Особенно обидно было за коменданта Лепарского, чьё доброжелательное отношение к декабристам в примечаниях полили грязью, мол, он боялся влияния родни заключенных и потому был к ним добр.
Забавно, что остальным, подлым и злобным надзирателям, влияние родни не было страшно, они издевались как могли.
А просто быть порядочным человеком Лепарский не мог? Из чистых побуждений помогать людям не мог?

Я чересчур много понаписала. Но всё от того, что книга оставляет глубокий след в душе, несмотря на свою какую-то незаконченность.