1 Пристало ли ныне, братие, начати новыми словесы трудных повестий о Владимире, Владимире Яковлевиче?

Вернее, о «единственном фундаментальном исследовании, посвящённом былинам», как явствует из аннотации. Обещали обилие фактического материала, системность анализа, опережение своего времени, неутраченную актуальность. Хотелось бы, конечно, в первую очередь про книгу рассказать, да фигура вездесущего автора мешает.

На самом деле былины в этом сочинении – несутьважный материал, а так… повод для разговора. В принципе мог быть, какой угодно другой – общественная жизнь муравьёв, эволюция ирригационных систем, рецепты ухи. На самом деле объектами описания здесь являются непогрешимый автор (который настолько крут, что создал научную монографию, не используя пруфы, и его за это не попёрли из профессии), его сенсей и ещё один авторитетный учёный-фольклорист В.Г.Белинский (а вы не знали?), а также классовая борьба русского народа в стиле «Скотт Пилигрим против всех». Былины же здесь так… под руку подвернулись.

В книге имеются:

1. Попытки дать определение жанру «былина».
Былина – это всегда поэзия (первый и самый важный признак данного жанра!). Но вообще-то часто встречается вариант «стихопроза»… И вообще-то по ряду признаков эпос первоначально имел прозаическую форму…
Во-вторых, герои былин всегда сражались не за личные интересы, а за общественные, и эпос – это «по умолчанию» героический эпос и другим быть не может (второй отличительный признак!). Но потом выясняется, что таковых сюжетов в русских былинах – половина. В прочих же герои решают исключительно личные проблемы. Автор: «Не обращайте внимание. Это баги. Это капитализм всё испортил. Это вообще не настоящие былины, строго говоря». На вопрос «что же они тогда такое?» ответа не даётся.
В общем, определение жанра рассыпается прямо на глазах. Какие признаки позволяют отличить былину от сказки, баллады или исторической песни, так и осталось загадкой.

Известие о том, что в народе этот жанр назывался «старина», а «былина» – термин исключительно научный, читатель получит только через 300 страниц от начала (с подачей «ну так, к слову пришлось»). То, как сам народ определял для себя, что такое «старина», автора не интересует в принципе. Ему ж лучше знать. Ему и Белинскому.
(Народ: «Ну да, ну да, пошёл я нафиг…»)

2. Белинский, Добролюбов и Чернышевский – лучшие учёные-фольклористы за всю историю существования русской государственности. А вы не знали?
(Ф.И.Буслаев, А.Н.Веселовский, Вс.Миллер, М.Халанский и мн. др.: «Ну да, ну да, пошли мы нафиг…»)

Каждая глава – разбор одной былины, и каждая глава начинается с поливания «буржуазной науки» ядрёным гуано (пруфов не будет, они просто не правы и точка) и продолжается фразой «а вот Белинский…» или «и только Белинский…». Доходило до откровенно смешных вещей:

Правильную точку зрения на образ Василия Игнатьевича высказал Белинский, несмотря на то что былина о Василии Игнатьевиче в том виде, в каком она известна сейчас, в его время ещё не была известной. В сборнике Кирши Данилова этого сюжета нет.

Т.е. былины не знал, но дал её герою исчерпывающую характеристику… О как!

Вообще местами в книге фееричная логика:

…случаи, когда былина о змееборстве Добрыни начинается с похищения Забавы и отправки Добрыни, всё же есть. Правда, их имеется только два (Рыбн. 40 = Гильф. 93, 191) и они принадлежат к художественно наиболее слабым и с точки зрения идейного содержания наименее интересным вариантам этой былины.<…> Таким образом, эти два случая показывают невозможность подобной трактовки сюжета в русском эпосе.

Т.е. они существуют и тем самым показывают, что их не могло быть! Былины Шрёдингера – национальное достояние России!

Вот другие сногсшибательные открытия Белинского, до которых не смогли додуматься своими куцыми мозгами дореволюционные учёные:

Белинский устанавливает, что в лице Садко выражен совершенно национальный характер. В Садко есть русский размах, когда он, например, сразу закладывает всё своё имущество. В нём есть русская удаль, когда он, испробовав все средства, чтобы спасти себя хитростью (тоже русская черта), и, видя, что дело доходит до смерти, смерти не боится, а бесстрашно бросается в пучину моря. Наш анализ покажет, что Белинский был прав во всех своих утверждениях. Взгляды Белинского полностью игнорировались и замалчивались в дореволюционной русской науке.

Для Белинского Дунай – подлинный герой. <…> Трагический конфликт, по мнению Белинского, вызван хвастливостью Дуная и его пристрастием к вину.

А Колобок вляпался в неприятности, потому что сбежал от бабушки с дедушкой. Этот факт, я уверена, тоже замалчивался дореволюционной наукой и потому нуждается в немедленном обнародовании!

В другом месте тот же Белинский с разгромным счётом побьёт исследователя Дашкевича, который проанализировал все варианты былины об Алёше Поповиче и Тугарине, но, как полагал В.Пропп, не смог сделать из этого правильных выводов, а Белинский, видевший единственный покоцанный вариант этого текста всё в том же сборнике Кирши Данилова (который содержал слегка олитературенные варианты былин, а не записи профессиональных собирателей) – смог!
И неважно, что у Белинского про собственно былины всего одна статья (критическая, а не научная, как и прочие его статьи). На эту статью В.Пропп и будет ссылаться всю книгу. Вернее, не на неё, а на том собрания сочинений, где она помещена, чтобы было не так заметно, что это ссылка на всего лишь один небольшой текст. Чувствуете уровень научной проработки и опережение своего времени? Это ещё цветочки. А вот грибочки.

3. Метод исследования былин в данной «научной» монографии:
Всё как завещал товарищ Белинский: берём текст былины и просто пересказываем его, вставляя свои комментарии, рассчитанные, судя по всему, на детей младшего школьного возраста (вот этот герой здесь поступил плохо, а этот – хорошо, а вот здесь выражено народное возмущение против поработителей-капиталистов). При рассмотрении вариантов былины пару-тройку версий отмечаем как «удачные», а прочие – как «неудачные» или «менее удачные». И вообще как можно активнее привносим метод литературной критики в научный обиход. Наука же так в этом нуждается: в выставлении оценок, во вкусовщине. И никаких доказательств! Боже упаси! Их должны заменять ссылки на Белинского или категоричность формулировок (например, «это не выдерживает никакой критики» или «это не так»). Нужно всеми силами воздерживаться от приведения доказательств! От анализа тоже нужно воздерживаться. Не стоит ходить по тонкому льду гипотез, лучше работать Капитаном Очевидность. Мысль, выданная шумно, многословно и с апломбом, сойдёт за новую инфу. Если навалить сверху словесной лапши с пересказом, читатель и не заметит, что его надули.

Автор стабильно игнорирует те неясные места, которые как раз таки требуют его исследовательского комментария. Взять, допустим, его пересказ былины «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Думаете В.Проппу интересно, почему антагонист назван Соловьём (а не Дроздом, Скворцом или Синицей)? Ну, он как бы свистит, и это всё объясняет. Почему Соловей-разбойник сидит в засаде у какого-то непонятного «Леванидова креста»? Ну, это христианство… просто случайный баг. Почему в конце былины убитому Соловью «славу поют»? Автор надеется, что под рукой у читателя полного текста былины не случится…

Если какие-то факты противоречат концепции В.Проппа, тем хуже для фактов. Автор, как гоголевский пан голова, слышит только то, что хочет.

В.Пропп воюет с «исторической школой», которая пыталась найти в былинах отражение реальных событий или личностей, но при этом он же уверен, что география и хронология в былинах описаны как сто процентов реальные. Народ, дескать, ничего не домысливал, не переиначивал: как было на самом деле, так в былине и есть. Мне надо объяснять, что по факту всё было гораздо сложнее и интереснее?

Автор изобретает новые термины вместо старых, которые, по его мнению, конечно же, никуда не годятся, потому что разработаны «буржуазной наукой» – вроде «рифма смысла» (к счастью, не прижился). При этом он не считает нужным дать определение терминам, которыми он сам часто пользуется. Например, какая конкретно совокупность людей имеется в виду под «народом»? Это слово упоминается в книге едва ли не чаще, чем слово «былина», и является универсальной затычкой для всех логических дыр. Не знаешь, чем объяснить очередную свою невнятную теорию – вали всё на мнение народа (что бы он из себя ни представлял).

Конфликты в былинах могут быть, по мнению В.Проппа, только классовые. Гендерные конфликты, например, он в упор не видит, как и многие прочие, потому что они якобы не характерны для былин. Эстетическая составляющая былин его тоже не очень интересует.

Былины заимствовали сюжеты из сказок и баллад. Это, как полагает автор, неправильно. Былины не должны были так делать. Это их портит. Но былины постоянно почему-то так делали. Это, должно быть, пагубное влияние капитализма. Шляются всякие тут беспутные былины по дискачам с капитализмом, а потом в подоле приносят!
Специалист по сказкам (две полноценные книги!) в упор не видит в былинах сказочных сюжетов. Например, былина о Даниле Ловчанине – это сказка «Пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что», из которой выкачали почти всю фантастику и отрезали хеппи-энд. И ГГ один в один и ситуация. Но пан голова замечает только то, что нужно.

В целом забавно было видеть, как, отечески грозя пальчиком, В.Пропп диктует эпосу, каким ему надо быть, о чём мечтать и к чему стремиться.
Временами даже казалось, что автор работал в паре в духом Владимира Вольфовича. Местами такая шизофреническая дичь, словно инопланетянин писал.
Странное дело, но с шизофрениками есть, действительно, кое-что общее – непонимание чувства юмора/иронии. Знаете, что В.Пропп считает комичным с точки зрения народа? Красочные, развёрнутые описания богатых одежд, домов, породистых коней. Наверно, он думал, что на этих моментах крестьяне хохотали и толкали друг друга локтем, фыркая в кулак: «Ты подумай: шитый золотом кафтан с серебряными пуговицами, соболиная шуба, зелёного сафьяна сапоги, подбитые золотыми гвоздиками! Вот умора! Ни в жизнь бы в таком ходить не стал!»

Об это страсти к позолоте поётся без всякого восхищения.

А ведь люди небогатые тогда, как и сейчас, любили послушать о дорогой одежде, элитном жилье, необычайных кушаньях и напитках.

4. Наработки предшественников – фигня на постном масле. Даже если тот же Вс.Миллер скажет по поводу какой-либо былины умную мысль, В.Пропп вам об этом не сообщит. Например, он уверен, что Илья Муромец никогда не был в глазах народа святым, а только богатырём, воином. Вс.Миллер по этому вопросу накопал кучу интересного: и про святого Илью Печерского, и про совмещение в сознании крестьян некоторых губерний в единое целое образов Ильи Муромца и Ильи Пророка. Указал ли на это В.Пропп в своей книге? Даже не намекнул.

5. Сопутствующие проблемы
Точно на таком же уровне автор судит о нравах средневековой Руси. Он не знает о существовании «Домостроя» и полагает, что все родители того времени поощряли активное общение девушек с противоположным полом, а в теремах их держали только всякие больные на голову люди.
Церковь, оказывается, использовалась древнерусскими людьми как клуб, и князья, купцы, бояре приходили туда по воскресеньям «клубиться». Народ, если верить В.Проппу, в целом не интересовался православием, кроме небольшой группы людей – всяких там раскольников и староверов. И так далее, и так далее…

По итогу: эта книга не является научной работой (рецензенты у неё вообще были?). Это агитка, сделанная по политическому заказу.
Все открытия, которые автор делает по ходу пересказа, выдаваемого за анализ былин, может сделать любой человек, если внимательно их прочитает.
В.Пропп, как и полагается, перечисляет разработки других учёных по своей теме, но указывает преимущественно такие, которые выставляют этих учёных непрофессионалами (В.Пропп в принципе не видит в них коллег и поэтому говорит о них со снобистским пренебрежением).

Эта книга чудовищно морально устарела. На её фоне выигрывают даже книги фольклористов XIX века (А.Н.Веселовского, Вс.Миллера, Ф.И.Буслаева). Да, многие гипотезы этих учёных не подтвердились, что не удивительно, ведь они пришли на почти пустое поле, где до них трудились только любители-энтузиасты. Но они в отличие от В.Проппа знали, как грамотно вести научную дискуссию, видели в других фольклористах коллег, а не врагов, писали только про былины и обожали свой предмет в том виде, в котором он жил на свете – без оценок, поучений и попыток пришить его к «злобе дня».