5 Рассказ заложницы этикетов и правил приличия

Много раз слышала, что литературный талант передаётся по наследству, и это, как раз, тот случай, когда данное утверждение неоспоримо доказывает свою правдивость. Читая дневники и воспоминания Анны Тютчевой, нельзя не заметить проницательный ум, изящество языка и отточенную мысль. Записи Тютчева вела на французском языке, но и русский перевод передаёт тот прекрасный стиль писательства, которым владела Анна Фёдоровна.

У меня именно такое издание «Мысль» 1990ого года, и дневники немало «урезаны», так что буду говорить только за те 190 страниц, которые имею в сей книжице.

Первое, что приходит на ум после прочтения дневников и воспоминаний Тютчевой, это сдержанная искренность. Иногда меня даже удивила та оценка, которую она даёт императорам и императрицам, при чьём дворе ей пришлось жить и чью судьбу разделять. На мой взгляд оценка эта очень точная и мудрая, без прикрас.

Николай I был Дон Кихотом самодержавия, Дон Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволявшим ему подчинять всё своей фантастической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века». /…/ Угнетение, которое он оказывал, не было угнетением произвола, каприза, страсти; это был самый худший вид угнетения — угнетение систематическое, обдуманное, самодовлеющее, убежденное в том, что оно может и должно распространяться не только на внешние формы управления страной, но и на частную жизнь народа, на его мысль, его совесть, и что оно имеет право из великой нации сделать автомат, механизм которого находился бы в руках владыки. Отсюда в исходе его царствования всеобщее оцепенение умов, глубокая деморализация всех разрядов чиновничества, безвыходная инертность народа в целом.

Поразили, конечно же, и рассуждения Тютчевой о этикете, рабами которого являлись как сами императоры, так и все придворные. Если верить Автору, то в «расписании» не находилось места живой мысли, увлечённому погружению в чтение или беседу, даже развлечения их условны. Всё расписано по часам.

Что же касается жизни прислуги, в том числе и фрейлин, то Тютчева как никто другой описывает это состояние души (иначе и не назвать):

Я живу как во сне, среди нового для меня мира и незнакомых мне людей, живу только внешней и поверхностной стороной своего существа, и где мое настоящее «я» — я не знаю.

Мы живем в неестественной близости с лицами, стоящими неизмеримо выше нас, мы их видим постоянно, видим исключительно их и совершенно невольно отождествляем себя с ними, тогда как они могут интересоваться нами только, поскольку мы соприкасаемся с ними, и остаются и должны оставаться по отношению к нам равнодушными и более или менее чуждыми. Это и делает придворную жизнь такой пустой для тех, кто не погружен исключительно в суетность; ищешь интереса сердечного или умственного и не находишь ничего, что бы удовлетворяло.

Часто случается, что вас нет среди избранных, приглашаетесь не вы, а ваша соседка по коридору, и ваши кружева и кисея подновлялись и извлекались на свет божий зря, а вечером те, кто не участвовал в этом катании императорской семьи в экипажах с английской упряжью, остаются одни по своим углам и не могут найти себе товарищей по несчастью среди разлетевшегося во все стороны общества; все это вас раздражает и омрачает ваше настроение. Идешь в одиночестве гулять по берегу моря, размышляя о суете земного величия, а я лично еще о невнимании ко мне императрицы, если случится, что в этой непрерывной толчее мне совершенно не удалось видеть ее в течение нескольких дней, и приходится убеждаться, что она даже не замечает моего скромного существования.

Тютчева, конечно же, описывает важные исторические события, будь то война за Севастополь и трагическое положение России, мрачная атмосфера во дворце, болезнь и похороны императора Николая Первого, коронацию наследника, очень часто попадались скучные описания церемоний и молебен в церкви. Что меня искренне позабавило, так это рассказ о спиритических сеансах - как августейшие особы общались с духами, крутя столы и задавая не только личные, но и государственно важные вопросы. Из всего этого сумасбродства со столами, мне лично остались непонятны две вещи – это каким образом поднимались столы (Тютчева пишет, что человек так не смог бы) и что за движения «ледяного воздуха» ощущали на себе все присутствующие ? Впрочем, глупость всего происходящего Анна Фёдоровна осознавала, о чём и писала в дневнике.

Любителям сверхъестественного понравится также и то, что Тютчева пишет о дурных предзнаменованиях, предшествующих кончине императора Николая Первого, а их было целых три. Право, читая такое, можно и самому стать суеверным!

Не смотря на то, что Николай Первый прославился своей "любвиобильностью" к хорошеньким женщинам, каких-либо сплетен на этот счёт Тютчева не приводит, лишь вскользь упоминает девицу Нелидову. Наоборот, она пишет о любви царя к своей жене и всяческие выказывания забот к ней. Интересно и то, как обращались к фрейлинам императоры и цесаревичи, нередко Тютчева подчёркивает мягкость голоса и великолепное знание иностранных языков.

Это очень интересное чтение, Анна Фёдоровна – ценный свидетель и своё внимание к деталям и правдивый рассказ ей удалось облечь в прекрасную словесную оболочку! Эта книга безусловно заслуживает внимание, даже просто в качестве интересного повествования и возможности погружения в эпоху.