5

Совершенно не знала, что Агния Барто вела на радио передачу по поиску пропавших во время войны детей, родителей, братьев, сестер... Так что книга попала в поле зрения случайно, сразу была занесена в виш, но пролежала там, наверно, пару лет.
Это великое дело и замечательная книга. Удивительно, как спустя лет двадцать люди по обрывкам воспоминаний с помощью радио всё-таки узнавали, находили друг друга. Конечно, большинство так и не отыскали близких, но сколько людей нашлось! А одна мать не отчаивалась, даже когда с помощью передачи Барто все кандидатки в ее дочери оказались ей не дочерями, и была вознаграждена. Дочь нашлась по книге: прочитала и узнала себя, а вот передачу о себе не слышала. Это сейчас хорошо: сколько информации записано, лежит в облачных хранилищах, как быстро можно распространить свой клич по соцсетям и ДНК-тесты вам в помощь, и то люди теряются. А тогда... Многие даже присылали пожелания не давать выпуски передачи "Найти человека" одновременно с футболом. Оно и понятно: надо и то и другое послушать, повторов ведь не будет.
И, пожалуй, лишь в одном я немного не соглашусь с автором. Как быть с теми детьми, которых во время или после войны усыновили и они считают приемных родителей родными? Барто однозначно за то, чтобы не вмешиваться в новую семью. В этом есть своя правда. Но если родные родители не бросили ребенка, а потеряли во время войны, если мать погибла, а отец вернулся с фронта и ищет ребенка? Тайна усыновления в мирное время -- одно, но в злое военное время -- другое, усыновителю низкий поклон, но нельзя ему лишать ребенка доброй ложью надежды встретиться с родными. А сколько братьев и сестер были разлучены в детдомах, одного заберут в семью, а другого нет, и вот уже и эта связь потеряна. Может, я и не понимаю чего-то, но на мой взгляд вмешиваться в такие семьи надо, и усыновленные дети войны должны были знать, что они приемные. И поэтому я особенно восхищена теми людьми, которые вырастили чужого ребенка как своего, а потом с помощью передачи сами пытались отыскать родных для своего уже взрослого приемного ребенка (часто втайне от него, если ребенок этот не знал об усыновлении).

P.S. У моего отца было первое воспоминание об эвакуации, ему было тогда чуть больше года (родился в сентябре 40-го), воспоминание очень четкое, яркое и страшное: как мама подняла его высоко на руках у окна битком заполненного вагона поезда и истошно кричала с вытаращенными глазами: "Возьмите ребенка!". Было и другое - как уже они едут в поезде с мамой и старшим братом. Могло быть так, что мать хотела хотя бы маленького сына посадить в вагон, чтобы увезти от наступающего фашиста? Или просто просила помощи при посадке, чтобы малыша не раздавили в давке? А если бы его взяли, а она бы его потом не нашла?