3.5 Никогда не разговаривайте с неизвестными

«Скамеек я могу сделать сколько угодно, а ты у нас такой, понимаешь, один»
«Скамейка» Смешарики

Вообще-то: «Вообще-то вам повезло. Обычно я с незнакомыми людьми не знакомлюсь» - куда грациознее и не напролом смотрелось бы в качестве эпиграфа. Но это я просто невнимательно википедию читаю. А когда с прищуром — то сразу и выясняется, что непосредсвенного отношения к дотрейнспоттинговой «Неглубокой могиле» Бойла вообще и к реплике оттуда в частности незнакомец Джеймс Парди иметь в принципе не может, а фильм «В неглубокой могиле», где он-таки отвечает за сценарий — никто и в глаза не видел, или видел, но сразу и весь, не распотрошённый на цитаты, утащил в секретный эстетский бункер - настолько он сам по себе мальчик независимый. Углубить могилу первое знакомство с давно покойным автором при помощи прочих чахлых источников тоже не вышло: там сразу Эдит какая-то Ситвелл экзальтированная кричит хореем с Теодором неким Поуисом про радиоактивную гениальность великого мастера. Плодить дурную бесконечность неопознанных сущностей без малейшей необходимости — в Роб-Грийе я не нанималась. Но вам повезло. Потому что есть ещё материи простые, надёжные и общечеловеческое — вот же, скамейка.

А на скамейке перед респектабельным отелем сидит не какой-нибудь соответствующий ландшафту Генри Джеймс в коротких набоковских штанишках в ожидании Дейзи Миллер или Годо, на худой конец, - нет. Там изо дня в день сидит внешне благополучный, но бессмысленный мальчик без названия, смотрит на окружающий мир «с почти слепой отстраненностью, широко и бесчувственно», никак с ним не коммуницирует и не похоже, что собирается в дальнейшем. На что окружающий мир в виде астролога, уважаемого специалиста по главным вопросам жизни, вселенной и всего такого - «мистер Кокс по сути олицетворял весь город, весь отель и, как он считал, всю цивилизацию» - реагирует решительным и единственно возможным способом: рушит непрошенным вторжением невыносимость непознаваемой инаковости и активирует героя. Да, здрасте, меня зовут Малькольм, нет, я совсем никого не жду, то есть, да, я, наверное, жду отца — в некотором смысле, нет, я не знаю, что делать дальше. Ненастоящий мальчик оживает и получает азбуку множество дельных советов, но главное — адреса(росчерком курсива кунсткамерная книжка превращается, превращается карикатурная книжка... в роман идей), которые настоятельно рекомендуется один за другим посетить, чтобы стать в результате настоящим человеком и не мозолить уже глаза. Дальше как по писаному — но опять в какой-то другой книге. Безоговорочно и безосновательно признанный светом и полусветом особой голубых кровей (да, автор — гей, но не суть) - «Ты настоящий принц, Малькольм!» - Малькольм со всеми остановками следует по маршруту, проложенному лет на 15 раньше не-от-мира-сего широкоглазым персонажем Экзюпери. Но с некоторыми нюансами, в которых, как водится, суть. Или не водится. Согласитесь, если король вдруг задолго до эпохи мемов - чернокожий пританцовывающий гробовщик, а запоем пьёт не только пьяница, но и честолюбец, и финансист, и географ глобус пропил, и никому при этом не стыдно, да и сам принц вместо того, чтобы по сорок раз на дню любоваться закатами и разбираться в психосоматике роз, на рассвете просыпается в одной кровати с незнакомым джазовым пианистом (тоже черным, тоже королём, тоже пьяницей), без лишней рефлексии и вопросов женится, срочно повзрослев до вторника, на существе, относящемся наплевательски к любому виду приручения, кроме быстрого восхищения и стремительного щастья, и отправляется к звёздам посредством острого алкоголизма и половой гипотензии, а на земные его останки сыплются «четверть тонны роз и столько же фиалок» - это совсем другая история? Или всё та же — про гротескный портрет человечества и лакмусовую белоснежно-невинную и пустую бумажку, закинутую невесть кем и зачем в ядовитый бульон? И смеются ли звёзды, если посмотреть внимательно в ночное небо? Ответил бы хоть кто-нибудь, ведь риторических вопросов не существует… А мне некогда.

«Чтобы стать педерастом, надо долго изучать звезды, понимаете?»

А скамейка, конечно, символическая, не стоит обольщаться. Smbl. Как тазик, утюжок с одной точечкой, перечеркнутый чёрненький квадратик, пустыня, американская пастораль — бережная стирка тридцать градусов, не отбеливать, в розовое не красить, депрессивных поэтических баранов (без намордника!) с дерева не снимать. Сломается — будь ты хоть трижды радиоактивный семиотический голубой заяц — новую не сделаешь. Или это будет совсем другая история.