3.5 И грибы, живущие тут, любили эту тайгу и реку.

Чую, чую духом 90-х пахнет. Ох уж этот аромат дерьма и свободы, позволяющий безошибочно определить дату написания книги. Миазмы можно маскировать метафорами, поворотами сюжета, можно даже писать талантливо, но читатель узнает их из тысячи - всё тот же типовой, предсказуемый душевный раздрай и та же волнующая тема без ответа: "И как с этим жить дальше?"

Книга написана в жанре путешествия, что позволяет автору легко менять тему вместе с локацией. Софрон Жакаускас вместе со спутником должны пройти по цепи тайных агентов, объехать всю Якутию и определить, куда пропал последний связной с Америкой. Каждое новое место - это альтернатива, вариант поведения в нестабильной обстановке развалившегося СССР (или, как его здесь зовут, Советской Депии). Это череда настроений, сводящаяся к контркультурному ничто. Герои начинают с готовности к радостным переменам (Якутск) и любви к родной Якутии (Пятнадцатый Сибирский), потом видят два "рая свободы" (маргинальный Кюсюр и живущий одним днём Мирный). Они ещё очарованы сказкой вседозволенности, но уже чувствуют тревожные звоночки: наркотическое опьянение до потери цели, аморальные удовольствия, эгоистичная растрата народных богатств. Дальше появляется вседозволенность (Алдан) и на смену мечтам приходит борьба за власть и за жизнь. Идеалы подвергаются насмешкам, в великое дело не верит ни один из агентов. Бандитские разборки привносят в душу Жакаускаса страх и неуверенность. Под гнётом испытаний растёт разочарование и осознание беспомощности (возвращение в Якутск). Пока, наконец, не появляется нелепая тоска по утерянному прошлому, не только нежная ностальгия, но и злая, консервативная агрессия ко всему новому (Тикси и далее). А главным символом ложных надежд становится линия женских персонажей: женщина (и её части тела) во всех сравнениях идёт как символ лучшего в мире, и от женщины же главный герой терпит сокрушительное предательство.

Есть просто абстрактная земля, почва, можешь ее и взять и понюхать, и ты поймешь, что она пахнет говном. А потом можешь назвать ее Якутией, Эвенкией, или вообще Кусысы. И объявить своей. В этом все и дело. Главное, что ты объявил ее своей.

Автор много размышляет над идеями политического переустройства в довольно ироничной манере, подчеркивая нелепость разногласий между жителями одной страны и культуры. Обывательские идеи лучшей жизни не выдерживают критики. Национализм, либерализм и консерватизм приобретают совершенно абсурдные формы. Выгнать всех неякутов и прорыть туннель в Канаду под полюсом? Спорить до изнеможения, сколько дочерей было в легенде о первом якуте? Убивать ради искусства? Ничему не удивляйтесь, логика умерла вместе с СовДепией. Особенно не удивляйтесь сладким якутским киви.

Здесь была своя идея и свой космос, спрятанный в беспорядке перепутанных карликовых баобабов и синих грибов.

Кроме политики есть ещё и пропаганда. Запомните, Якутия есть Бог, Его творение и священное дерьмо Его канав. В Якутии есть всё: алмазы и лошади - и это правда, баобабы и пальмы - и это ложь. Баобабы волновали меня почти столь же сильно, как неведомое слово "заелдыз", пока я не обратила внимания на их соседство с подозрительными грибами в большинстве упоминаний. Ну и пусть, Россия родина слонов, а Якутия - ещё и баобабов.

Ее имя есть ответ, не требующий вопросов; и каждый знающий ее имя, знает и все остальное. И все остальное есть ее имя, так же, как и все остальные есть ее имя.

Есть подозрение, что точки над ё неспроста.

Ее бог есть Бог, олицетворенный в ней, точно так же, как ее Бог есть некий бог, присутствующий в ней. Бог - это просто - Бог, вот и все; а ее бог - это просто ее бог, и ничего.

Автор, вы пьяны?

Небо было небесным, и звезды были солнечным. Некие цветы, излучающие тепло, летели снизу вверх.

Опять героин? Или цветы жэ?

И высший свет наступает для тех, кто видит настоящую землю из любви и травы. И все начинается, и ничего не продолжается для того, кто познал начало, содержащее что-нибудь.

Кажется, что-то в этом есть...

Несмотря на известные проблемы Радова с "веществами", а может, исключительно благодаря им, повествование местами расцвечивается заявленной издательством "проникновенностью религиозных текстов" и символизмом. Я бы описала это как вызывающую несогласованность, когда в рамках каждого предложения возможен неожиданный поворот:

И если бога зовут Баай-Байанай, то это большая удача для неба и народа, и если бога зовут Заелдыз, то он - самый великий.

Или сногсшибательное сравнение:

В бою они [воины] налетают незаметно, как комары, и разят наповал, как пятьсот вольт.

Или проблеск в скучнейшем диалоге:

- Он - якут?
- Он - агент!

Не стану рекомендовать Радова, но если вы готовы

- не найти ничего нового в психологическом состоянии типичных людей 90-х;
- погрузиться в наркоманский витиеватый бред;
- насладиться реальными и вымышленными достоинствами Якутии,

то добро пожаловать в этот книжный мир, полный любви, изумительности и зла.