5 Книга-эпитафия

Книга-эпитафия. Изящная. Её следует вкушать медленно, но это стоит потраченного времени не только из-за истины, изложенной в ней, но и из-за того, что она даёт понимание разума и сердца Чорана.

«Невозможно вести диалог с физической болью».

Как бы безжалостно Эмиль ни подвергал сомнению природу иллюзий или неизбежный паралич чисто спекулятивного ума, он не откажется от своей самозваной роли «дежурного скептика угасающего мира». Он не прогнётся. Он не допустит даже намёка на трансформацию, или освобождение, или любое признание того, что существует такая вещь, как дальнейшее сознание. Он демонстративно оберегает свои душевные муки, пока, наконец, не погрузится в упрямую и высокомерную окову между ничтожеством смерти и ничтожеством рождения.

«Отказ — это единственный вид поступка, который не является унизительным».

Произведение Чорана, как это ни парадоксально, бодрит и даже вдохновляет. Читатели, которым ещё предстоит познакомиться с мыслителем румынского происхождения, жившего во Франции, найдут в этих афоризмах один из самых плодовитых и глубоких умов века. Принимающий решения в экзистенциальной пустоте, мастер ошеломляющих мрачных афоризмов, Чоран уныло размышляет о жизни, Боге, бессоннице, музыке, дружбе и людях. Как Марсель Жуандо в своей книге «Размышления о старости и смерти».

Ведь «философствовать — значит всё ещё быть заодно с миром».

После прочтения книги-малютки осталось впечатление, что Чоран навязчиво подрывает любую возможность облегчения собственных душевных мук, предоставляя возможность отказаться от яростной редукции своего ментального процесса. Это изнурительная борьба.

«Такова была его участь — реализовывать себя лишь наполовину. Всё в нём было обрывочным и его образ жизни, и его образ мыслей. Человек, состоящий из обрывков, сам становится обрывком».

Дыбр.