4.5 Когда он умирал...

В невидимой нише бренной реликвии, под ритм неповторимой вечности, маятник сердца человеческого мерно раскачивает жизнь на кровеносных цепях завещания судьбы. Дробь его подвластна давлению энергии извне: невозможно противостоять непреодолимой силе необъятной длани Вселенной. А дерзкие импульсы, сотрясающие толчками чувств хрупкий микрокосм под кровавой оболочкой, создают гармонию унисона внешним влияниям. Но искажение воздействия одного из незыблемых источников движения шестерёнок жизни истощает вибрацию пульса… И тогда маятник сердца покрывается налётом защитного враждебного самолюбия, добровольно пропитывая истерзанные пружины ядовитым раствором ржавой анестезии.

Сердечный маятник Луи Калеза казался безнадёжно сломанным механизмом, не подлежащим восстановлению. За его усталыми плечами треликое колесо времени уже совершило 68 безумных оборотов. Из них почти 50 буйных волн сотрясали сердце, жестокими ударами приливов и отливов чувства и равнодушия. Ведь помнит он, как в прочную мякоть маятника впилась незримая заноза, неловко оброненная молодой женой на восходе их мнимого счастья. Как зыбкая тень неизвестного мужчины заняла зияющую брешь между двумя душами на постели, душным пятном пустоты проникая между двумя обнаженными телами, тлетворным дыханием обмана наполняя благоухающий сумрак любовного алькова… Боль разлилась по венам с бешеным шипением. Разум, вероломный заклинатель сознательных змей, разбудил острые головки чешуйчатых воспоминаний: Луи - мещанское дитя, взлелеянное постыдной скупостью заурядных чаяний; состоятельное отродье крестьянской почвы, условно отверженное привилегированной горстью венценосных снобов; пылкий адепт изящного разоблачения безыскусного христианского благочестия буржуазной паствы; безобразный блик в лучах радужной иллюзии быть любимым Изой, милой девушкой дворянских кровей… Как он мог поверить в искренность любви избранницы? Сердечное стаккато Луи приостановилось. Едкий поток молчания, обрекший семью на 50 лет кричащего беззвучия, отравил жизнь под сенью безучастного неба. Ущемленный нерв обострённого самолюбия, умноженный на искалеченный остов чувства, позволил Калезу самовольно покрыть ржавой болью маятник собственного сердца. Любовное пестование жестокости и подозрительности к самым близким исказило движение жизни, вызывая коррозию чувств сердечного механизма… И теперь, когда Луи умирает, терзаемый грудной болезнью, он нервно щупает узловатыми пальцами измятую рубашку под левой ключицей, в безмолвии вопрошая то, что сокрыто под лоскутом ткани и комком плоти: ты ещё здесь, сердце? Поверьте, книга ответит не только ему, но и сердцу взволнованного читателя.

Исповедь, выполненная в предсмертном порыве изобличения пороков атрофированного сердца, изложена в доверительном признании слепому листу тусклого дневникового поверенного. Луи Калез воплощает попытку избавиться от обета молчания посредством откровенных излияний, выполненных чернильными строками боли. Беспощадным дровосеком он отсекал от себя близких, заботливым садовником прививая к сердцу низменные чувства. Намеренная жестокость, бездушная скупость, навязчивая подозрительность, благоговейно культивируемые Луи, становились живым щитом между усталым сердцем и неусыпной болью. Удушливый эгоизм за защитным барьером обособленности медленно сжимал героя в объятиях отчаяния... Как бы не раствориться в тлетворном чаду собственных чёрных иллюзий? Неужели только смерть способна исцелить маятник сердца, покрытого ржавчиной? Может, от избытка ледяных прикосновений равнодушия оно и стало лишь металлическим аксессуаром? Может, только чистота чужого тепла способна завести маятник жизни, вдыхая пульс в озябшие вены? А теперь, когда Луи умирает, его потомки влачат свои внутренние механизмы холодного бремени безликих алчных страстей. И это самое жестокое отцовское отмщение…

Многогранный «Клубок змей», созданный Франсуа Мориаком, заставляет сердце читателя быстрее отбивать галоп пришпоренного пульса. История, балансирующая на грани благочестивого равнодушия и разъяренной любви, проникает между клапанами сердца, застывая занозой напоминания о том, что сердце человеческое - маятник жизни, которому порой так необходима заботливая рука любящего мастера.