3.5 Оптимист учится забывать... Реалист помнит...

Я хочу, чтобы этой книги не существовало.

По крайней мере, я хотела бы, чтобы никто не мог понять, о чем она.

О чем все эти странные люди, чужие люди, невразумительные люди. О чем они курят и пьют в парижском баре. О чем часами играют в шахматы. О чем в жарких спорах сбиваются с французского на абракадабру восточнославянских.

О чем их сентиментальные остросюжетные историйки с побегами, влюбленностями, поражениями и победами, о чем иносказания и недомолвки, о чем куцые биографии с вырезанными, отретушированными главами.

Хромая калека эмиграции. Зачем она ходит за мной, о чем клянчит и канючит?! Я не хочу разбирать ее гнусавое бормотание, этот ни на что не похожий, отвратительный вавилонский акцент... Я не хочу с ней...

Я не хочу, чтобы эта книга так отзывалась мне или кому-либо еще. Пусть она будет скучной и непонятной читателям. Потому что я не хочу вместо выдуманных книжных персонажей узнавать лица своих ближних и дальних...

Тех, кто сегодня пытается приспособиться к чужому обществу. Пьет и курит в тех самых европейских барах. Играет онлайн в шахматы или танчики. Или пишет коды шахматам и танчикам... И подбирает, как милостыню, "спасибо" да "пожалуйста" на литовском, польском, английском, грузинском... Ужинает в гостях из-за безденежья. Живет за чужой счет, мучаясь до спазмов в животе от стыда или отсутствия привычного комфорта. Спотыкается на иностранных словах. Не может купить ежедневное лекарство без рецепта. Забывает о любимой профессии. Коллекционирует названия неврозов...

Я не хочу знать из этой книги или из социальных сетей, каково это - с тремя дипломами таксовать по чужим улицам, притворяясь, что знаешь, куда едешь; запоминать наборы звуков – названия блюд из меню, чтобы не ошибиться, доставляя заказ счастливым спокойным людям в своей счастливой спокойной стране; закрывать руками голову на мирной улице и сдерживать истерику, услышав фейерверк; не спать несколько ночей в ожидании подтверждения из посольства вида на жительство (а если не подтвердят, то что?.. то - куда?!.).

Не хочу знать, как это - сменить сыну три разноязычные школы в трех странах за три месяца; потом устать и позволить детям не переходить на родной язык; потом сдаться и сменить графу национальность и отказаться от гражданства. Вдруг открыть в себе неожиданные эмигрантские таланты, вывернув судьбу наизнанку, поймать за хвост лотерейную удачу. Или отчаяться, перестать бороться за новый день и оборвать свою необустроенную, тошнотворную жизнь. Думая, что никто и не заметит.

Как это - фотографировать, но боятся прислать фото маме, чтобы не раскрыть свое местонахождение в смутной надежде когда-нибудь вернуться "незасвеченным"; возвращаться и проклинать свое решение, и колотиться на таможенном осмотре, предварительно сбросив телефон до заводских настроек; не вернуться, смертельно тосковать, но перейти на другую сторону улицы, прячась от бывшего друга, который - о, блин - тоже ЗДЕСЬ; стыдиться языка и восточного акцента; не получить работу и задыхаться от беспомощности, рассылая далёким и близким друзьям жалостные, стыдные просьбы; оставить свою лежачую мать на соседей, которые, конечно, всё понимают, но ведь чужие; не приехать на похороны отца или приехать, но быть арестованным на границе; оставить на родине в тюрьме мужа, который ни разу не видел маленькую дочь...

Я читаю книгу о восточноевропейских эмигрантах 1960-х годов. Нудные истории о забытых, давно умерших неудачниках. Я читаю ежедневно в Фейсбуке, Телеграме, Инстаграме свежие сообщения от друзей, длинные, скучные эмигрантские посты, воззвания, сарказмы, проклятия, благодарности, советы тем, кто остался, и тем, кто уехал.

Эта лёгкая французская книга вдруг стала неподъёмно тяжелой. Книга о прошедшем. Какой злой волшебник ее оживил?!

Я не хочу знать, о чем были черно-белые 1960-е, я не хочу, чтобы они возвращались - поствоенный хлипкий неуютный мир. (Скорее бы мир вернулся в состояние пусть хлипкого, но пост-, безвоенного! Это уж точно будет уютнее.) Уже хватило остросюжетности, побегов, арестов, расставаний, выживания, разделения внутри семей, ожидания ядерной войны наконец. Проклятая история, зачем она повторяется...

Пусть черно-белый останется цветом шахматной доски, а не мира, переливы света и тени - на фотографиях парижских фонтанов, сделанных 12-летним Мишелем. Пусть его семья, не раненная новой "спецоперацией", останется без страшного разделения на патриотов и лжепатриотов из-за старшего брата, ужаленного новой войной.

Пусть бы это была книга только о первой любви Мишеля, с необычной первой встречей, такой романтичной, книжной, с поисками возлюбленной по парижским улочкам... И пусть бы это была счастливая первая любовь, а не скомканная и порванная новой-вечной волной эмиграции, уже палестинской, не советской.

Мишелю двенадцать, он не должен вслушиваться в чужой акцент и чужие трагедии, не должен прятать брата от матери, не должен утешать чужих возлюбленных, он не должен чувствовать пульс войны, пульс мертвеца, не должен обнимать ноги повешенного. Табели успеваемости Мишеля гораздо интереснее, чем заголовки черно-белых газет.

Я хочу забыть, зарисовать, заретушировать зло, как ретушировали старые советские фотографии, чтобы забыть о новообъявленных врагах.

Я хочу забыть об этой книге. Хотя бы забыть то, что она помнит.

Да вот в чем проблема: когда забываешь, зло под ретушью расползается на соседние лица, всё больше и больше.

Оптимист учится забывать... Пессимист забывает учиться... Только реалист всё помнит...

Па-беларуску
__________________________

Тут...

Я хачу, каб гэтай кнігі не існавала.

Прынамсі я хачу, каб ніхто не мог зразумець, пра што яна.

Пра што ўсе гэтыя дзіўныя людзі, чужыя людзі, няўцямныя людзі. Пра што яны паляць і п'юць у парыжскім бары. Пра што гадзінамі гуляюць у шахматы. Пра што ў бурных спрэчках збіваюцца з французскай мовы на абракадабру ўсходнеславянскіх.

Пра што іхнія сентыментальныя вострасюжэтныя гісторыі з уцёкамі, каханнямі, паразамі ды перамогамі, пра што іншасказанні і недамоўкі, пра што куртатыя біяграфіі з выразанымі, рэтушаванымі фрагментамі.

Кульгавая калека эміграцыя. Чаму яна ходзіць за мной і кленчыць?!

Я не хачу, каб мне і каму іншаму так адгукалася гэтая кніга. Няхай яна будзе нуднай і незразумелай для чытачоў. Я не хачу, каб мне ўваччу замест прыдуманых кніжных герояў паўставалі твары маіх блізкіх і далёкіх. Якія сёння спрабуюць падладзіцца пад чужое грамадства. П'юць і паляць у еўрапейскіх барах. Гуляюць анлайн у шахматы і танчыкі. Па-жабрацку падбіраюць падзякі на літоўскай, польскай, ангельскай, грузінскай... Начуюць на ператрымцы. Харчуюцца ў гасцях. Жывуць за чужы кошт, згараючы ад сораму або ад нястачы звыклага камфорту. Спатыкаюцца на чужой мове. Не могуць набыць штодзённыя лекі, не маючы рэцэпта. Забываюцца ўлюбёную прафесію.

Я не хачу ведаць ні з кнігі, ні з сеціва, як гэта - таксаваць на чужых вулках, робячы выгляд, што ведаеш, куды едзеш; вучыць на памяць наборы гукаў - назвы страваў з меню, каб не памыліцца, разносячы заказ шчаслівым спакойным людзям у іхняй спакойнай радзіме; калаціцца ў чаканні пацверджання з амбасады віду на жыхарства (а калі не пацвердзяць, то што?.. то - куды зноў?!.).

Як гэта - памяняць тры рознамоўныя школы сыну цягам трох месяцаў, урэшце стаміцца і дазволіць дзецям не пераходзіць на родную мову, памяняць графу нацыянальнасць і грамадзянства. Як гэта - адкрываць у сябе нечаканая эмігранцкія таленты. Лавіць за хвост латарэйную ўдачу. Або адчаяцца, перастаць біцца за штодзень ды перарваюць сваё моташнае неўладкаванае жыццё. Думаючы, што анікому не абыходзіць.

Як гэта - фатаграфаваць, але баяцца даслаць фотку, каб не выдаць сваё месцазнаходжанне ў цьмяным спадзеве калі-небудзь вярнуцца "незасвечаным"; пераходзіць на іншы бок вуліцы, хаваючыся ад непрыемнага суйачынніка, які - ой, блін - таксама ТУТ; саромецца мовы і ўсходняга акцэнту; не пацвердзіць дыплом і не вярнуцца да прафесіі, увогуле не знайсці працу; з'ехаць ад ляжачай маці... не быць на пахаванні бацькі... пакінуць у турме мужа, які ніколі не бачыў маленькую дачку...

Я чытаю кнігу пра ўсходнееўрапейскіх эмігрантаў 1960-х. Гэтыя нудныя гісторыі забытых, даўно памерлых няўдачнікаў. Я чытаю штодня ў Фэйсбуку, Тэлеграме вострыя допісы маіх сяброў, доўгія эмігранцкія пасты, плачы, сарказмы, праклёны, падзякі, парады тым, хто застаўся, і тым, хто з'ехаў. А часам я чую сеціўныя бясплатныя наўзрыд тэлефанаванні.

Гэта жорсткая кніга. Нудная кніга. Я не хачу, каб яна была такой актуальнай.

Я не хачу ведаць, пра што былі чорна-белыя 60-я, я не хачу, каб яны вярталіся. З уцёкамі, ростанямі, выжывальніцтвам, пошукамі ворагаў, чаканнем ядзернай вайны, падзелам унутры сямей. Чорна-белы - гэта колер шахматнай дошкі, а не свету. Няхай застануцца паўтаны святла і ценю на фота парыжскіх фантанаў, зробленых 12-гадовым Мішэлем. Няхай застанецца ягоная, не падзеленая поствойнамі, шчаслівая сям'я, без разводу, без страшнага падзелу ў сям'і на патрыётаў і псеўдапатрыётаў - без страчанага праз алжырскую спецаперацыю старэйшага брата.

Няхай гэта будзе кніга пра першае каханне Мішэля, такое рамантычнае, кніжнае... не скамечанае ды разарванае новай хваляй, ужо палесцінскай, а не савецкай эміграцыі.

Мішэлю дванаццаць, яму не варта прыслухоўвацца да пульсу мерцвякоў, ён не мусіць абдымаць ногі павешанага. Табелі паспяховасці Мішэля значна цікавейшыя за першыя палосы чорна-белых газетаў.

Сцерці, замаляваць, рэтушаваць зло, як рэтушавалі старыя савецкія фота, каб забыцца на новаабвешчаных "ворагаў". Я хачу забыцца на гэтую кнігу. Забыцца на тое, што яна памятае.

Ды вось праблема: калі забываешся, зло пад рэтушшу набрыньвае.

Аптыміст вучыцца забываць... Песіміст забываецца вучыцца... Рэаліст памятае...