4.5 Он мечтал, что однажды вытатуирует якорь на своем сердце.

Пожалуй, это самая страшная книга из тех, что я читала у Мисимы. Этот миниатюрный роман оказался для меня по-своему тяжелей и чересчур откровенного рассказа "Патриотизм", и пронзительной новеллы "Смерть в середине лета". Вновь и вновь Мисима обращается к теме смерти, но только здесь вы не найдёте той "красоты морального падения", которая завораживает в "Золотом храме", нет здесь и той изящной "поэзии горя" из "Жажды любви". Мрачная, тревожная, удушающая атмосфера романа искусно загоняет в ловушку самого читателя, - вы будете прекрасно понимать, чем всё закончится, но вам не захочется в это поверить. Однако мальчишки, возомнившие себя богами, неумолимо подпишут смертный приговор, - и в первую очередь самим себе, поскольку убивая в себе чувства, губят собственные души. Впрочем, руки у Нобору всё-таки дрожали...

— Скажите, что он сказал про конец, мистер Голдинг?
— Насколько помню, что-то вроде: “Мальчиков спасла команда линейного крейсера, но кто спасет команду?” — Тед налил себе стакан шипучки, подождал, чтобы пена осела, и подлил в стакан еще. — Теперь понимаешь?
Бобби прикинул так и эдак, словно решал ребус. Черт, это и был ребус.
— Нет, — сказал он наконец. — Все равно не понимаю. Их не от чего было спасать — я про моряков в шлюпке, — потому что они ведь не были на острове. И еще… — Он подумал о малышах в песочнице: один ревет во весь голос, а другой знай себе играет с отнятым самосвальчиком. — Моряки на крейсере ведь взрослые. А взрослые в спасении не нуждаются.
— Нет?
— Нет.
— Никогда? (с) Стивен Кинг

Психологически страшно, для материнского сердца так и совсем жутко. Ваш разум включит защитную блокировку недоверия: "как такое вообще могло произойти?!" Но ведь и в "Повелителе мух" самыми жестокими оказались как раз-таки мальчики-хористы, - якобы набожные паиньки, но воспитанные в жёсткой дисциплине со множеством ограничений. Кто он, этот таинственный Главарь? Просто не по годам начитанный умник, затравленный в школе и ненужный даже собственным родителям. (Зная биографию автора становится особенно не по себе). Обозлённый на весь мир, он собирает себе банду таких же аутсайдеров и, беря их на слабо́, пытается самоутверждаться за счёт чужой беспомощности. Шестеро на одного? Не спортивно. А все эти их попытки философствовать и душевные метания? Курам на смех. А всё туда же - вообразили, что право имеют. Очевидно же, что мальчикам, со всем их юношеским максимализмом и подростковой ершистостью, отчаянно не хватает в жизни любви и понимания... Хотя что меня слушать? Я ведь взрослая - наверняка сморозила очередную тошнотворную чушь.

Этот весьма страстный и чувственный роман стал для меня самым страшным и морально тяжёлым произведением автора. А ведь я с самого начала знала, чем кончится ("благодаря" одной нелепой аннотации, безжалостно выдавшей главный спойлер) и всё равно не могла оторваться, — ведь сейчас вот-вот рассказчик остановится и закричит, что "всё это неправда!", не так ли?... Я так отчаянно цеплялась за эту последнюю, робкую надежду, однако enfant terrible японской литературы остался верен себе до конца, - намеренно оставленный открытым финал свидетельствует о том лучше любых самых выразительных слов. И потому мне самой хочется "вытатуировать якорь на своём сердце" и в очередной раз признаться Юкио Мисиме в самых тёплых чувствах.

P.S. Что ж, впереди меня ждут ещё Исповедь маски , Запретные цвета и заключительная тетралогия.