5

Я всегда боялась ситуаций, вроде той, что описана у Распутина в «Живи и помни». Когда кто-то из твоих близких совершает поступок недостойный (в данном случае муж становится дезертиром). А ты всё равно близкого человека любишь и вынуждена его покрывать. А совесть-то наверняка болит. Мне даже жену дворецкого Бэрримора из «Собаки Баскервилей» (ту, что играет в фильме Светлана Крючкова) всегда было жалко: бегай там по болотам, выручай брата-арестанта. И рыдай по ночам.
У Уве Тимма ситуация схожая, если не хуже. Помогать ему никому не надо, но как понять то, что твой собственный брат добровольно пошёл служить в СС? Конечно, брата он почти не помнит – большая разница в возрасте. И гитлеровская пропаганда младшего Тимма почти не коснулась: слишком был маленький. И можно сказать, что если уж сын за отца не в ответе, то брат за брата тем более. Но разве от этого легче? Разве чувство собственной причастности не только к семье, но и к народу, который выбрал фашизм и сам же первый пострадал от этого, от этого проходит?
Как могло получиться, что милый застенчивый мальчик, который звал себя Кудряшом и мечтал о высоких ботинках со шнуровкой, оказался в рядах убийц? Как могло получиться, что целый народ (я не говорю сейчас о Рупперте Майере или «Белой розе») уподобился безмозглому ёжику из анекдота: «Я не пукну, я не пукну… это не я, это не я»?
Чуть ли не больше всего поражает в книге Тимма известный (хотя и долго у нас замалчиваемый) факт, что солдаты могли не участвовать в расстрелах пленных или мирного населения, и им ничего за это не грозило. Поражает не то, что люди не отказывались, поражает то, что всё-таки находились те, кто отказывались. Те, кто не мог служить в концлагерях и просился на фронт. Что система всё-таки не могла сломать всех.
Тимм – наследник по прямой Бёлля и Ленца, поэтому он не боится самых острых вопросов. История семьи у него тесно связано с историей страны, а сам он оказывается из того самого поколения детей, которым пришлось отстраивать Германию заново, поднимать её из руин. И долго ещё выметать остатки нацизма, прочно засевшего в головах. Бороться с собственными отцами. И биться, биться, биться над вопросом: как это вообще могло случиться? Да, и ещё поражает, как книга, касающаяся таких жёстких тем, может читаться настолько легко. Хотя после «Открытия колбасы "карри"», пожалуй, не должно поражать.