4.5 Лондонский туман похож на обман.

Туман в викторианском Лондоне похож на прокисший суп. Специфический запах, густота, бесцветный сумрак забивается в легкие, сокращая продолжительность жизни в момент рождения. Лаймхаус – место, где мечты давно захлебнулись в помоях, а по праву рождения, передаются гнев, страх, боль и отсутствие надежды. Если повезло родиться - ты обречен, а публика будет пьяно смеяться над твоей жалкой судьбой, которая перекочует из сплетен за горшком джина на подмостки театральной сцены. И то, если повезет.

Преступления, бедность, работные дома, безысходность – вот все, что мы можем вспомнить о темной стороне Лондона. А еще громкие страшные преступления – Джек Потрошитель, Рэдклиф-хайвей и многое другое. Из ужаса складываются легенды, из горя – истории, из глины – чудовища.

Элизабет Кри, Лиззи с Болотной – кто же она такая? Невинно осужденная жертва, а может быть палач? Женщина, которая виновна в преступлении, но в каком, и в чем же ее вина? Книга сродни антологии, каждый кусочек, каждый герой имеет свою историю, объединенную общим смыслом. Все крутится вокруг одной единственной фигуры, то ли персонажа спектакля, то ли реального человека. Реплики записаны в форме допроса, роли раздали в самом начале, интрига держится до конца, а финал отдан на усмотрение зрителя.
Человеческий мозг, когда не может понять происходящее, автоматически заменяет его на свои собственные страхи. Если нет ничего подходящего из плоти и крови, то можно его придумать, создать, оживить.
Кровожадность преступлений зашкаливает, жестокость ужасает, поэтому люди решили, что это рук не человека. Так и родился Голем из Лаймахуса. Люди создали его сами, своими собственными руками и действиями. Жестокость порождает жестокость, первобытный страх проходит, оголяя смешанные чувства, а потом и создает легенду. Парадоксально, ужасы преступления привлекают к себе почти такое же пристальное внимание, как нечто прекрасное и красивое, две сущности диаметрально противоположные подвержены одному человеческому эффекту. Боль, переходящая в наслаждение, ужас в истерических хохот, а искусственность в нечто бессмертное.

Голем стал символом обступающего их города, и поиски загадочного существа любопытным образом превратились в поиски секрета самого Лондона.

Все перемешалось – истина, смысл, быль и небыль. Вымышленные герои вплетаются в канву сюжета наравне с реально существующими и играют не последнюю скрипку. Дэн Лино, Карл Маркс, Джордж Гиссинг, а может быть и сама крошка Лиззи, и ее вполне реальный прах сравняли с землей рядом с перекрестком Рэдклив-Хайвей? Игра на фантазии, уловки на доверии, «не верь речам, а верь очам». Недоверие растет с каждой строчкой, кульминируя на виселице. Прах к праху, а антракт не положен в этом театре ужасов.

Питера Акройда можно-нужно перечитывать. Что я и сделала, обновив свои мысли по поводу его истории об Элизабет Кри. Этот автор точно знает, о чем пишет, история Англии, Лондона, его глубинные знания обретают форму книг, необходимые для познания человека. Где вымысел, а где реальная правда в тексте можно ловить часами, что я и делала, изучая биографию за биографией, истории личностей и общее настроение Лондона XIX века. Все это еще глубже погружает в вязкую пучину темного и преступного прошлого capital of GB, в его темный и притягательный период, освещая тусклыми газовыми фонарями слепые улочки мрака.

Единственно, остается ощущение легкого обмана, которое осталось за кулисами. Театр после представления пустеет, любая премьера затем становится обыденным спектаклем. Хлеба и зрелищ, а потом приходится возвращаться в свои канавы, ждать, что все это происходящее вокруг, только лишь спектакль, под названием жизнь и молиться, чтоб путь не закончится на эшафоте. Взлет и падение. Что за финал.

Трагедия, комедия – все едино. Не принимай близко к сердцу.

Аплодисменты…