5 Книга, которую я перечитываю раз в несколько лет

Если меня попросить сказать в двух словах, о чём "Дьюма-Ки", я скажу: об утратах.

Я советую эту книгу тем, кто "хотел бы почитать Кинга, но боится". На мой взгляд, в ней хоррор занимает место далеко не первостепенное. Это книга не об ужасе, приплывающем из моря; это история о любви, дружбе и утратах ... и о живописи, конечно.

* * *

Здесь есть хоррор. На мой взгляд — на взгляд человека, много и долго читавшего Кинга и не только, — это эталонный хоррор. Без расчлененки и кровищи. Начинающийся с неявных намёков и ощущений, проявляющийся сначала во снах и видениях и, наконец, явленный в полную силу. Я, разумеется, делаю скидку на то, что я человек закалённый. Но именно как закалённый и видавший виды в жанре хоррора, я советую эту книгу тем, кто боится, что будет слишком страшно. Мне кажется, что слишком страшно здесь — не будет. И слишком внезапно — тоже.

Я могу ошибаться, конечно. Уровень воздействия ужаса на нас -- штука сугубо индивидуальная, и триггеры у всех свои. Вероятно, в этой книге просто нет моих триггеров.

Я люблю истории о паранормальных способностях, и они здесь тоже присутствуют. Здесь есть много моментов, знаете, "успеха": когда читатель испытывает чувство глубокого удовлетворения. Словом, это очень вкусный (я знаю, многие не любят этот эпитет в литературном контексте, но) текст, отвечающий многим нашим эмоциональным потребностям.

* * *

Утраты.

Сразу, конечно, утрата Эдгаром руки и "прежней" жизни. Обретение себя заново: через пелену красной ярости — к новому смыслу жизни. Кинг — мастер описывать травмы во всех смыслах слова, не поспоришь.

Утрата жены, семьи и дома.

Потом — обретение нового взамен старого: новой дружбы, новых смыслов и задач, нового таланта ... и утраты — одна за другой. Утрата любимой дочери, утрата ... нет, не таланта, но возможности пользоваться им дальше. Добровольный отказ от такой роскоши (признаюсь, это царапало меня раз за разом и продолжает царапать: то, что Эдгар больше не будет рисовать. Нет, я понимаю, что на его талант откликнулось зло, что оно подпитывало его и направляло его руку, что оно использовало его как проводник и катализатор. Но всякий раз больно).

Обретение и утрата друга. В конце появляется нотка ... намёк, что будет хэппи энд в духе "Побега из Шоушенка": два друга где-то в маленькой гостинице доживают дни в покое и радости. Но нет. Это другая история.

О смерти Уайрмана сообщается словно бы мельком ... и рядом сразу же слова "он по-прежнему живёт в своих изречениях ..."

Это книга о памяти. Об утрате и памяти.

Он увидел, что я стою на прежнем месте, и его лицо осветилось улыбкой.

— Живи днём, Эдгар! — крикнул он. Люди поворачивались, смотрели на него.

— И позволь жить дню, — откликнулся я.

Он отдал мне честь, рассмеялся и ушёл. Разумеется, со временем я поехал на юг, в его маленький городок, но, хотя он по-прежнему живёт в своих изречениях (они для меня всегда в настоящем времени), больше я Уайрмана никогда не увидел. Он умер двумя месяцами позже на рыночной площади Тамасунчаля, когда торговался, покупая свежие помидоры. Я думал, у нас ещё будет время, но мы всегда так думаем, не правда ли? Мы так часто обманываем себя, что могли бы зарабатывать этим на жизнь.

И, конечно, "ты захочешь, но нельзя ..." Это книга не просто об утрате, а о том, как — отдать добровольно. То, что любишь больше жизни. То, что вроде бы зовёт и манит. О том, как отделить подлинное от иллюзорного, как отказаться от мрака ради спасения души, несмотря на то, что мрак притворяется самым родным и близким.

" ... в тот момент я предпочитал сидеть и слушать ракушки, которые более не говорили ни моим голосом, ни чьим-то ещё. В тот момент я предпочитал просто сидеть, смотреть на Залив и думать о моей дочери, Илзе Мэри Фримантл, которая при рождении весила шесть фунтов и четыре унции [100 унций — 2 кг 835 гр], первым словом которой стало «ав», которая однажды принесла домой большой коричневый шар, нарисованный мелком на куске строительного картона, радостно крича: «Я наисовала тебе кайтину, папуля!» Илзе Мэри Фримантл.

Я хорошо её помню."

* * *

Картины.

Я не художник.

Я немного вижу и понимаю.

Но читая Дьюма-Ки, я всякий раз ... нет, ещё не вижу, но мечтаю увидеть. Такая вот нелепица: при наличии огромного количества реальных шедевров в моём реальном мире (я живу рядом с Эрмитажем!) я хотела бы увидеть картины несуществующего Эдгара Фримантла. Не все, нет, я не хочу видеть цикл "Девочка и корабль", хотя я осознаю, что талант Эдгара был неотделим от приходящего из моря мрака. Я осознаю, что Эдгар был призван на Дьюму, чтобы поучаствовать в пробуждении зла, чтобы помочь ему проявиться ... мой мозг всё осознаёт (и я, как Эдгар, вынуждена отдавать раз за разом своё желание увидеть наяву его живопись), но какая-то часть меня просит от странном. Например, о том, чтобы в раю, где (я верю) овеществится в новой реальности то, что нам было дорого здесь (даже несуществующие вещи, даже книжные персонажи, даже книжные ... картины), я смогла бы увидеть картину "Розы, растущие из ракушек".

* * *

Это одна из самых красивых книг об утратах и памяти, что я знаю.

О том, как терять и жить дальше. Об искусстве маленьких шагов, о том, как маленькими шагами маленьких (покалеченных) людей спасается мир. Снова.

Это книга настолько визуальна, что я всякий раз внутренне постанываю, перечитывая её. Как бы мне хотелось, чтобы её экранизировали (и как я боюсь, что кто-то это сделает, и сделает не так). Как бы мне хотелось, чтобы картины Эдгара проявились в реальность ... и как страшно от мысли, что это может случиться.

Но у нас есть воображение.

И память.

И как хорошо, что человеческая память несовершенна. Как хорошо, что я забываю эту книгу снова и снова. И могу раз в несколько лет прочитать её. Снова. Пройти по берегу Дьюмы, послушать разговор ракушек, увидеть Уайрмана ...

Живи днём. И позволь жить дню.