5 Жесть искажений

Блеск и треск ставшего уже классическим романа «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса в его молодости. Текст (в виртуозном переводе Софьи Фридлянд) перенасыщен куражом, опьянением литературного могущества, которому трудно удержаться от хвастовства и упоением от собственной лихости. Это так тяжеловесно, что даже прекрасно.

Отважный Грасс нанес пощечину общественному вкусу ФРГ, открыв «Данцигскую трилогию». И даже спустя длительное время после первой публикации звон этой оплеухи ранит, будоражит, провоцирует. Писатель ухватил ту степень откровенности и болезненности, которая будет нервировать еще долго. А все дело в искаженной реальности, созданной Грассом. Искаженной на физическом уровне, обнажающей фактически прямолинейность общественной нравственности, бытовой философии в контексте национальной исторической трагедии.

Главный герой Оскар переживает Вторую мировую войну в Германии, оставаясь на периферии главных топографических точек и событий. Писатель сочиняет ему родословную, которая сразу же бьет по национальной идентичности и культурным кодам. И все дальнейшие модели семьи, социальных страт, человеческих сообществ по разным признакам, где оказывается Оскар, подвергаются деконструкции, распаду, лишаются сакральных буржуазных покровов. Но как абсурдист Грасс на этом не останавливается и рушит последние бастионы интимности. Оскар по собственному желанию травмирует себя так, чтобы не расти и остаться в теле трехлетнего мальчика. Фантастический прием открывает перед наблюдателем необозримое количество зон, лишенных стыда, замкнутости, взрослого лицемерия.

Грасс не слишком заботится о внятности и стройности фабулы. Роман звучит атонально, мучительно, намеренно нелогично и помпезно. Литературный комфорт лихо изгоняется со страниц о приключениях взрослеющего сознанием, но не телом барабанщика, способного разрушать материю и управлять эмоциями, сознанием людей.

Фокусы и иллюзии Грасса - в невозможной натуралистичности и глубокой метафоричности создаваемых ситуаций. Мерзости жизни, эксцентричность и бесстыдство, становящиеся центром наблюдений Оскара, воспеваются модернистстки, отрываются от ветхозаветной почвы. Отрицание табу, в том числе литературных, Грасс превращает в барабанный марш. Но это не хвастливый нигилизм, не суицидальное отчаяние человека, понимающего неискоренимость порочности мироустройства. Это падающая крыша здания собственной страны, собственного народа, которую хочется тут же подпереть. И с этим усилием приходит осознание вины. От личной, семейной, до исторических масштабов государства.

Бунт Оскара Мацерата – это крик младенца, отравленного с первым же вздохом ложью, лицемерием, бесцельностью существования. Тяжело в этом находится? Безусловно. С грубостью и извращенностью мира романа примиряет тоненькая гуманистическая линия самого автора, отстраненная от всех персонажей и событий.