5 ведь можно поедать друг друга символически, а не буквально, что мы и делаем

Вирус сделал непригодным для еды мясо животных, поэтому люди переключаются… на людей. Загоны, питомники и скотобойни перестраиваются под новые условия. Остальные – тоже, пусть и процесс привыкания занимает чуть больше времени. Чтобы было не так неловко, продукт в тарелках называют просто скотом или мясом, чем угодно, но не людьми. Главное, не забывать про это.

В памяти всплывают спасительные термины, слова, скрадывающие смысл того, как устроен теперь мир.

Августина Бастеррика вдумчиво анализирует, что из себя представляет человек, имея статус социальной единицы и, наоборот, не имея его. В контексте скотобойни, описанной реалистично и подробно, «Особое мясо» как роман имеет два смысла.

Первый – глобальный. Мир, в котором победил каннибализм, не более чем гипетрофированная метафора истории человечества. В каждом веке можно найти эпизоды, когда группа людей подвергалась гонениям по тому или иному признаку. Они становились вне закона, преследуемыми, уничтожаемыми и безгласными.

Им удаляют голосовые связки — так с ними легче управляться. А чтобы они говорили — да это же никому не нужно! Мясо не должно разговаривать.

Второй – личностный. Пример Маркоса Техо имеет отчасти общее с кафкианским превращением, рассказанным не с позиции «таракана», а с противоположной стороны. В «Особом мясе» борьба происходит дольше и поэтому процесс кристаллизации конечной идеи виден четче. Маркос достаточно долго колеблется на грани, но, в итоге, он выбирает сторону и после этого его уже нельзя переубедить никакими словами, спорами или доводами. Потому что речь идет не о вере или неверии, но об абсолютном принятии.