4

В практически картиночной Аляске еще нетронутого начала века – с белым-белым снегом и стадами разномастного животного мяса, с елями и вьюжными штормами, с теплым летом и жирной землей, жили-были старик со старухой. Ну как, сами понимаете, люди слегка за сорок. Возраста им добавляют бездетность и двадцатые годы.
Джек и Мейбл, он – фермер из Пенсильвании, она – профессорская дочка, бегут поселенцами на Аляску от призрака зарытого под яблонькой неродившегося ребенка и вздохов соседей о том, что чужая матка – потемки. У Джека и Мейбл нет детей, что в те годы – или у нас сейчас – фактически приравнивалось к биологической катастрофе: зачем жить, если ты – как конечная станция, и поезд из тебя уйдет не в закат, а ту-ту! - порожняком в депо.

«Говоришь, что у вас нет детей, а выходит вроде будто вы сами так решили, и что это тогда за безумие такое? А скажешь, что детей иметь не можешь и разговор тут же завянет, пока люди гадают, у тебя ли мужской силы не хватило или у жены – здоровья?»

Разумеется, Джек и Мейбл переживают все это, режут себя внутренними перочинными ножичками, пока строят новую жизнь посреди необжитых просторов, снега, льда и зелени, черного, белого и голубого цветов и редкого человеческого общения. Страницы чавкают и надламываются лосиными стейками и больной спиной Джека, и высадкой картошки, и искусством приготовления блинчиков на живой закваске и почти киношными шумными, добрыми и многодетными соседями - в общем, всем, что можно долго мять, лепить и раскатывать под переплетом, чтобы наслоить потом добротную книжку о выживании в условиях дикой природы и угнездившегося под ребрами одиночества.

Тихая грусть на заимке - белая и гладкая, как схватившийся льдом водопад, прорывается наружу из Мейбл и Джека, когда они снежной ночью, в приступе рванувшего на последних эндорфинах веселья лепят себе из снега девочку - снежное дитя, в красных варежках и с губками-бантиком, и да - дальше будет сказка про Снегурочку, разве что с североамериканским привкусом: когда нет-нет, да и потужится наружу хэппи-энд, слегка подзабывая о том, что в русских сказках все счастье упрятано в начале: жили-были, и слава богу, значит, все хорошо, все здоровы. Из темного-темного леса Джеку и Мейбл явится смутного происхождения девочка в голубой шубке, чтобы вырасти с ними и врасти еще сильнее в их Аляску, которая, по правде сказать, куда интереснее девочки, которая умеет ставить силки и выживать на горных пастбищах, но все равно как подснежник: проклюнулась из-под снега, так жди - или сорвут, или заинстаграмят. Мистическая начинка из снежного ребенка, конечно, придает книжке сказочной дымности и нереальности, но куда как лучше всё вот это, что есть вокруг сжимания Мейбл по контуру своей неработающей матки, вокруг изначального ощущения дыры в себе размером с любовь, - Аляска, ели, росомахи, распахивание земли и волки возле дома, снег, снег и лед.

Оригинал записи в LJ