4.5 God Is Busy, May I Help You?

Ну во-первых, Карсон Маккаллерс жутко талантлива. Это самое главное. Мне почудилось что-то на стыке моей любимой Вирджинии Вулф, и менее любимого, но безусловно уважаемого, Достоевского. И визуально все это приправлено одиночеством в стиле картин Хоппера. Перевод тоже отличный, предложения плавно перетекают одно в другое, а метафоры не теряют авторской яркости.

Во-вторых, при всей моей любви к южной готике, выматывает она знатно: жара, нищета, алкоголизм, безнадега, расовые распри, религиозная смута, и прочие кладбищенские радости. Но красиво же, черт возьми! Некоторые сцены, вроде случайно выстрелившего ружья Братишки или первого сексуального опыта Мик у лесного озера, особенно застревают в памяти.

В-третьих, перейдем к пафосной трактовке символов. Не знаю, как анализируют эти синие занавески в американских школах, но мне образ немого Сингера, которого все мятущиеся герои наделяют желаемыми качествами, иррационально надеясь, что он слушает и все понимает правильно, показался аллюзией на Бога. Мол, надеяться на его понимание можно, но не нужно.

И все же какая бочка меда не тронута дегтем? Роман показался мне затянутым, учитывая, что развития персонажей не происходит: они статичны, как летнее марево на юге. Ноет и жужжит над ухом облаком мошкары. И тут как раз можно упомянуть второй недостаток. Такое ощущение, что роман писался не ради истории, а ради персонажей. Их четверо (если не брать в счет Сингера), они слишком умны, слишком рассержены на весь мир, слишком одержимы какой-нибудь идеей фикс, и слишком одиноки. По сути это все преломления одного и того же образа. Мне интереснее всего было читать про девочку Мик (явно же не одна я подумала, что это альтер-эго писательницы?), про владельца кафе Бифа Бреннана тоже неплохо, с одержимым расовым гневом чернокожим доктором Коуплендом уже были натянутые отношения, а вот главы про пьяницу, дебошира и социалиста Блаунта я и вовсе ближе к концу читала наискосок.

Закрываю книгу и (почти) без сожалений покидаю безрадостный южный мир. И снимаю воображаемую шляпу перед автором, который так глубоко чувствовал жизнь всего в 23 года.