4

Эта книга оказалась для меня неожиданной. Я полагала, что она будет о художнике. А оказалось, что это книга больше всего о любви. Причем любви сложной, почти запретной и рушащей все вокруг себя, как это бывает с сильными чувствами.

Вообще-то Эдуард Пашнев писал повесть о Наде Рушевой. Той самой девочке, которая рисовала изящные иллюстрации к «Онегину», «Войне и миру», «Мастеру и Маргарите», и стала известной в 60-е годы всей стране, причем в очень юном возрасте. В свои 13-14 лет. Он назвал ее в книге Надей Рощиной. То ли, чтобы не придирались к деталям, то ли, чтобы иметь возможность написать именно повесть, а не биографию. Где-то я прочитала о том, что родственникам Нади книга категорически не понравилась. Они не согласны были с версией автора. И в общем-то, их можно понять. Неизвестно, насколько прав был автор, и насколько близок к реальности, и насколько корректен такой подход вообще, это вопросы спорные, и не хочется ими задаваться. Потому что книга вышла отличная.

Надю считали гением, а она прежде всего была девочкой. И, пожалуй, повесть именно об этом. Все начинается с Артека. Наде уже 15, ее рисунки опубликовала Юность, и ей выдали путевку в Артек, как подарок талантливому юному художнику.

И здесь, кстати, неожиданно. Об Артеке – идеальном пионерском лагере, рассказано немного с непривычной стороны. Казалось бы – всесоюзный лагерь, где все лучшее для детей. Но кажется, что ребята в отряде хоть и занимаются время от времени общественной работой – они члены КЮДИ (Клуба Юных Друзей Искусства) и выпускают газету, в остальном предоставлены сами себе. Это в Артеке-то! Где пионерская жизнь должна просто кипеть и бурлить.

Две стены их палаты стеклянные, и одна выходит прямо на море. Да еще и раздвижные двери, и занавески колышет ветер. Красота же! Но нет, Наде кажется, что это скорее аквариум. Каждый или почти каждый день она пишет письма домой, делясь впечатлениями и просьбами. Это в течение смены, которая длится всего месяц! В Артеке Надя знакомится с вожатым Маратом, который примерно вдвое ее старше, и влюбляется. Нет, это слово, кажется, даже не произносится, но и так ведь понятно. Марат, как и Надя, живет в Москве, и какое-то время спустя они встречаются уже в городе. Зима, Пушкинская площадь, заснеженный бульвар, романтика. Почти.

Вот это почти меня искренне поразило. Наде, напомню, пятнадцать. Она говорит родителям, что идет на встречу со своим вожатым, понятно, что это почти свидание, мама разрешает ей одеть свои сапоги, осознавая важность момента. А папа… папа заявляет, что пойдет вместе с ней. И Надя… соглашается. Да, часть романтического вечера испорчена, и сапоги уже не так важны, но в целом…, Марат тоже не сильно удивлен присутствию Надиного отца.

Дальше их отношения проходят сложный пусть. Целомудренный, запутанный, метафоричный, полный красиво зашифрованных образов, недосказанностей и умолчаний, нерешительности и попыток быть правильными. Достаточно заметить, что Марат женат и у него маленькая дочь. А у Нади – школа, творчество и КЮДИ. Ведь она артековка, значит должна нести искусство в массы. И она это делает. Интересно, кстати, как бы сейчас восприняли работники Пушкинского музея школьную экскурсию в своих стенах? Поди понадобилась бы куча согласований…

И еще Надя постоянно рисует. Это не просто хобби, скорее ее способ воспринимать и анализировать действительность, пропускать через себя текст, взаимодействовать с чувствами и эмоциями. Но что интересно. Ее отец – художник. Согласно книге, он никак не помогал Наде рисовать, не учил, не исправлял, лишь наблюдал и не мешал ее таланту. Ну… не очень верится в такое, если честно. Ну да ладно. Затем он не отдал ее в художественную школу, чтобы «не испортили природного дара». Зато активно и очень настойчиво демонстрировал рисунки девочки везде, где мог. Опять же, согласно книге, вряд ли о ней узнали бы, если бы не ее отец и внимание его коллег, именитых художников. Насколько в ее успехе сильна доля таланта, а не продвижения?

При том, что несколько неожиданно, самой Наде неинтересно учиться рисовать. На занятии в кружке Дворца пионеров ей предлагают попробовать работать с цветом. У нее ничего не выходит. И она практически убегает оттуда. Возвращаясь к своей графике. Но может она была и права в этом. Тем не менее, в реальности, Надя таки училась в кружке Дворца пионеров. И кстати, там ее работы впервые и отметили.

Уже из этих фрагментов видно, что при всей симпатии и уважении к своему персонажу, автор не сделал из девочки ангела. Надя Рощина в книге милая, спокойная, послушная девочка, очень порядочная. Не особенно придающая значение своему таланту. В общем-то, нормальная советская девочка. Но при всем этом наборе приятных качеств, она кажется далеко не идеальным человеком. Достаточно закрытым, упрямым, совершающим не особенно тактичные поступки, не всегда способным замечать очевидное, глубоко погруженным в мир своих иллюстраций. Но прежде всего, она все-таки девочка, девочка-подросток, со всем букетом захлестывающих ее эмоций, со всей свежестью чувств, остротой принимаемых решений, и равнодушием к тому, что за границами ее мира.

На мой взгляд, это такой довольно типичный пример хорошей советской прозы. Внутри много тем, причем часто сложных. Например, где та грань, когда дружеские отношения становятся чем-то большим. И как вообще с этим быть. Если тебе не надо больше? А если надо? Стоит ли утруждать себя математикой, если понятно, что ты будешь художником, и тебе все эти косинусы только в страшных снах и могут потом привидеться? А учитель же требует. И прочие такие вроде бы будничные, но важные и близкие любому подростку (да и не только подростку) темы. И параллельно всему этому – тема искусства и творчества. Как вектор стремления вверх. Как утверждение того, что искусство неотъемлемая часть прекрасного, и пройти мимо – это значит сэкономить на себе. Как та грань мира, которая расцвечивает представление о нем новыми красками. Один эпизод с лунным светом, как золотым дождем, пролившимся на Данаю, чего стоит!

Пожалуй, надо еще почитать Пашнева. В детстве он как-то прошел мимо меня, а писатель очень интересный.