2 Я-то думала, что христианство считает ценной всякую жизнь

В 1895 в результате рокового стечения обстоятельств, Оскар Уайлд попадает в Редингскую тюрьму. Обвинения были напрямую связаны с фигурой Альфреда Дугласа, находящегося в нескончаемых контрах с собственным отцом. Одиннадцать месяцев заключения проходят, Уайлд кое-как справляется с банкротством, видится с женой и друзьями, но от любимого Бози, из-за капризов которого, на минуточку, человек в тюрьму попал (что равносильно смертному приговору) — ни слуху, ни духу.

Фильм «Уайлд» во многом опирается на эту повесть, многие события узнаете прям по кадрам. Однако и после прочтения из первых рук, и просмотра комплиментарного фильма, мне хочется сказать только «оба хороши» Если совсем коротко — я вижу в тексте гордыню бок о бок с христианскими рассуждениями, что, на мой взгляд, граничит с лицемерием.

Представим фабулу: есть Оскар Уайлд, пострадавший. Он видит, что его именем пытаются обелить имя чужое — Дуглас-старший извествен публичными пьяными дебошами, но после суда над Уайлдом отец-забулдыга превращается в поборника нравственности. В результате прихотей Бози, всяких излишеств, а также — суда, Уайлд разорен, лишился авторских прав на успешные пьесы, его собственное наследство ушло с молотка, умерла мать. А от виновника торжества — ни письма, ни строчки, одни попытки «дешевого хайпа» ввиде статьи во французском журнале и посвящения в дебютном сборнике стихов.

Поэтому, мотивы, стоящие за данным письмом, мне понятны. Понятны и мотивы его публикации уже после смерти Уайлда, ибо на тот момент полную историю мало кто знал — по прихоти двух аристократов хорошего драматурга сделали козлом отпущения. Однако я не была готова увидеть фигуру самого Уайлда в этом процессе: это уже не забавный малый, который может вас как-нибудь интеллигентно послать, это как-то злобный гений, требующий поклонения, иначе он запишет вас в людей второго сорта.

Текст начинается с разбора полетов: знакомство с Дугласом, его возрастающие аппетиты, побег Уайлда заграницу, лишь бы не мешали работать. Побеги кончаются публичными истериками и жалостливыми письмами, иногда и угрозами покончить с собой. И здесь я Уайлда хорошо понимаю: невозможно жить в вечном празднике.

Однако далее следует пространный монолог: уже будучи под стражей, Уайлд пишет, что смирился. Претерпеть наказание за прежнюю жажду вожделений и излишеств (речь идет о соловьях в виноградных лозах), смириться — высшее проявление искусства. И вообще, христианство все основано на смирении и возрождении, бог терпел и нам велел, и так далее...

Допустим. Но куда девается Смирение, когда Уайлд говорит о себе, о своем уме?

«...в одном из самых резких писем по этому поводу ты говорил, что «никаким интеллектуальным влиянием» ты мне не обязан. Помню, что, читая эти строки, я почувствовал, что за все время нашей дружбы это была единственная правда, которую ты мне написал. Я понял, что человек духовно менее развитый соответствовал бы твоей натуре гораздо больше»
Еще одно потрясающее рассуждение: люди разного культурного уровня сходятся только в низменном:

Тривиальность в мыслях и поступках - очаровательное качество. Я построил на нем блистательную философию моих пьес и парадоксов. Но вся накипь, вся нелепость нашей жизни часто становились мне в тягость; мы с тобой встречались только в грязи, на самом дне, и какой бы обольстительной, слишком обольстительной ни была единственная тема, к которой сводились все твои разговоры, мне она в конце концов стала приедаться. Порой мне становилось смертельно скучно, но я терпел и это, как терпел твое пристрастие к мюзик-холлам, твою манию бессмысленных излишеств в еде и питье, как и все неприятные мне черты твоего характера: с этим приходилось мириться - это была часть той дорогой цены, которую надо было платить за дружбу с тобой.
Но как это подано? Кому нужна эта, так называемая, дружба, если ее даже не существует? Хорошо, сейчас, по прошествии лет, в заключении, разорившись, ты понимаешь, что все слишком далеко зашло. Но и это письмо точно также заходит слишком далеко.

А далее встречаются и такие цитаты:

«Я окружал себя мелкими людишками, низменными душами. Я стал растратчиком собственного гения и испытывал странное удовольствие, расточая вечную юность»
«Забрав в руки мою жизнь, ты не знал, что с ней делать. Откуда тебе было знать? Ты даже не понимал, какая драгоценность попала тебе в руки».
Я-то думала, что христианство, к которому часто аппелирует сам автор, считает ценной всякую жизнь, вне зависимости от, так называемого, интеллектуального развития...

Отдельного внимания заслуживают те, кого Уайлд называет другом: один в зале суда снимает шляпу, как перед мучеником, другой в ярости заявляет, что не верит ни одному аморальному обвинению, что все это ложь.

Вот цитата про миссис Дуглас, во всем потакавшей сыну:

«Разве ты не понял, что единственное, что должна была сделать твоя мать - это позвать меня и в присутствии твоего брата категорически заявить, что нашей дружбе нужно во что бы то ни стало положить конец? ... Но она не пошла на это. Она страшилась своей ответственности и попыталась переложить ее на меня»

Хорошо, но где была твоя ответственность, когда ты заказываешь обеды в «Савое», а потом у Виллиса с шампанским на закуску, если ты понимаешь своими мозгами, что это излишество, почему ты не скажешь нет? Хорошо, Уайлд вроде бы разорвал контакты раз и навсегда, но тут случается самоубийство любимого брата. Очевидно, надо поддержать мальчишку, забыть уже которую ссору подряд.

Можно сколько угодно выделять цитату ...

«В целом мире нет такой тюрьмы, куда Любовь не смогла бы пробиться. Если ты не понял этого, ты ничего не знаешь о Любви»,
но в книге также есть и ...

«...ты запечатал в два пакета мои письма к тебе и мои подарки — по крайней мере, то, что от них осталось — и хочешь передать их мне из рук в руки. Разумеется, необходимо вернуть их мне. Ты не понимал, почему я пишу тебе прекрасные письма, так же как не понимал, почему я дарю тебе прекрасные вещи».
Меня сильно пугают проповеди от человека, который сам же не любит проповеди. К чему все эти разговоры про смирение, искусство, воскрешение, христианство, дружбу, Розенкранца и Гильдерстрна бедных... Чтобы еще раз доказать человеку безнадежно испорченному, какой он урод? Или лишний раз потешить своего гения? Хорошо, если цель письма - самолюбование, тогда зачем приводить к качестве аргумента смирение?

Из хорошего я отмечу прекрасно описанный порочный круг ненависти между отцом и сыном, как Уайлд расписывает причины и следствия, это вполне продуктивные, логичные рассуждения. Однако ничего кардинально вдохновляющего я для себя не увидела. Все нападки в сторону Бози, которых в книге много, мне хочется возвращать самому Уайлду и спросить, как ты завел все так далеко, о чем думал ты сам, раскаялся ли ты сам, что годами потакал моральному уроду, а в результате промотал семейное наследие? Рассуждения о христианском искусстве и смирении перед несчастьем могли бы вдохновить, если бы они не исходили от точно такого же человека, как мы с вами, подверженного тем же порокам, любящем всяческое внимание, подпитывающим чувство собственного превосходство.

Поддержите меня подпиской на тележку!