Больше рецензий

Tin-tinka

Эксперт

По моему скромному мнению :)

15 июля 2023 г. 15:33

9K

5 Немецкая война от А до Я

Отличная книга для читателей, которые хотели бы увидеть панораму происходящего с немецким народом с 1939 по 1945 года (а также некую предысторию с начала правления гитлеровского режима), прочесть об отношении мирных жителей и военных к происходящему, узнать, насколько люди поддерживали правительство и как вели себя войска на оккупированных территориях. На основе дневниковых записей, писем, данных, которые собирала СД (служба безопасности СС) о настроениях граждан, автор очень скрупулёзно восстанавливает картину происходящего, буквально шаг за шагом проходя этот длинный, кровавый путь боевых действий. Так что для читателя, который знал о той немецкой эпохе лишь из мемуаров и художественных книг, данный нон-фикшн открывает массу нового и во многом подтверждает тот взгляд на оккупантов, который присутствует в советской литературе (например, о массовой гибели от голода советских военнопленных, о «Плане голода» от 1941 года, подразумевавшим уничтожение миллионов жителей, планах по ликвидации крупных городов - Киева, Ленинграда,Москвы)

цитаты
В течение недели после 21 сентября решение высшего командования по Ленинграду получило окончательное одобрение: «Разрушить до основания. Если при этом возникнет ситуация, когда последует предложение о капитуляции, его надлежит отклонить. В этой войне мы не заинтересованы в сохранении даже части населения этого большого города».
Главное управление имперской безопасности принялось разрабатывать свой «Генеральный план Ост», по которому будущий регион «Ингерманландии» на советском побережье Балтийского моря предполагалось оставить лишь ограниченно обитаемым, причем немецкими и финскими колонистами в сельскохозяйственных районах, всего же численность населения предстояло сократить с 3,2 миллиона до 200 000 человек. Те самые 3 миллиона «лишних людей» в послевоенном будущем приходились как раз на ленинградцев.
свернуть

Сложно уместить в рецензию то множество информации, которую сообщает писатель, но попробую коротко пробежаться по моментам, которые мне запомнились больше всего.
Например, еще в предисловии Николас Старгард - австралийский историк, профессор Оксфордского университета, чей отец иммигрировал из Германии, рассказывает о современной двойственности в оценке прошлого Германии, расколе во мнениях – «кто же немцы, жертвы или преступники?»

цитаты

За последнее десятилетие громче звучит именно тема жертвы, поскольку авторы делают упор на воспоминаниях гражданских лиц, переживших огненные бури, разыгравшиеся в результате бомбардировок немецких городов авиацией Великобритании и США; на страданиях немецких беженцев, пытавшихся спастись перед лицом наступающей Красной армии; на убийствах и изнасилованиях, выпавших на долю тех, кто не успел убежать....Но разговоры о травме демонстрируют тенденцию подчеркивать пассивность и невиновность перенесших их людей, и это вызывает сильный моральный резонанс....

Но даже такого рода провокации далеки от несгибаемого национализма, подогреваемого в 1950-х гг. в Западной Германии, где немецких солдат воспевали как героев за их «самопожертвование», тогда как их «зверства» списывали на убежденных нацистов, прежде всего эсэсовцев. Удобный штамп «холодной войны» о «хорошем» вермахте и «плохих» СС, очень пригодившийся для перевооружения Западной Германии и принятия ее как полноценного члена в НАТО в середине 1950-х гг., не выдерживает критики в середине 1990-х гг., благодаря – не в последнюю очередь – передвижной выставке «Преступления вермахта», где представлены фотографии публичных казней через повешение и массовых расстрелов с участием простых солдат.

свернуть

Из книги можно узнать, что германский народ весьма мрачно и со страхом воспринял начало войны, ведь еще свежи были воспоминания о 1917-1919 годах.

цитаты
Однако многие не скрывали мрачного отношения к перспективе войны. Они хорошо помнили вчерашний день: 1,8 миллиона погибших на фронте в прошлом конфликте; «брюквенная зима» 1917 г.; «испанка» 1918 г.; и лица изможденных голодом детей – ведь британский Королевский военно-морской флот продолжал держать страну в блокаде и в 1919 г. с целью принудить новое германское правительство к подписанию унизительных условий мирного соглашения, «продиктованных» ему Антантой.
свернуть

Но немцы были убеждены, что «вынуждены воевать ради самообороны из-за махинаций союзников и агрессивных поползновений поляков».

цитаты

И снова британские имперские амбиции выступали в роли корня всех зол; кровожадность Британии особо подчеркивал безоговорочный отказ ее правительства от неоднократно озвучиваемых Гитлером мирных предложений – после захвата Польши и затем опять, в 1940 г., после падения Франции. В общем, идея оборонительной войны вовсе не представлялась лишь измышлением, навязанным народу нацистской пропагандой. Многие из тех, кто вовсе не приходил в восторг от нацистов, рассматривали противостояние именно так. Все в Германии воспринимали Вторую мировую через призму Первой, независимо от того, пережили они ее или нет.

И пусть немецким школьникам на протяжении многих поколений внушали, что их «наследственный враг» – Франция, на подсознательном, эмоциональном уровне главную роль тут играла Россия.

На протяжении весны и лета 1939 г. германское правительство беспрестанно жаловалось на насилие, чинимое по отношению к немецкому меньшинству в Польше. Центральную роль в разраставшемся кризисе играл «вольный город» Данциг (ныне Гданьск).

Уже в начале лета один из сторонников социал-демократов сообщал им: «Агитация против Англии сегодня настолько сильна, что я убежден, если не считать официального “Да здравствует Гитлер”, люди будут приветствовать друг друга так, как делали в мировую войну: “Боже, покарай Англию”».

свернуть

Удивительно было прочесть, что нацистский режим, хоть и внимательно прислушивался к настроениям граждан, не спешил наказывать всех инакомыслящих, в большинстве своем практиковался единичный выборочный террор, а суровость приговора часто зависела от репутации гражданина: если ранее он не был замечен в предосудительных действиях и у него было походящее окружение/семья, то наказания были не очень строгие. Так же автор упоминает, что после первой волны арестов в 30-х годах, большая часть пленников была отпущена из лагерей после «перевоспитания», т.е. это не были концлагеря военного времени, в которых лишь смерть ожидала узников.

цитаты

К лету 1934 г., на пике террора против левых, налаженный аппарат насилия нацистов перемолол не менее 200 000 мужчин и женщин. Публичные наказания в лагерях, со всем присущим им репертуаром унижений и бессмысленной муштры, имели целью добиться унификации взглядов и слома воли заключенных. Настоящий успех программы «переучивания» показал себя в массовом освобождении запуганных и забитых пленников и возвращении их в семьи и сообщества. К лету 1935 г. в лагерях содержались не более 4000 заключенных – олицетворяемую левыми «другую Германию» нацисты как явление политическое раздавили полностью и бесповоротно.

Пусть гестапо и пользовалось зловещей репутацией вездесущей, всеведущей и всемогущей организации, его амбиции сильно ограничивала нехватка сотрудников, только усугубившаяся во время войны. Точно так же, как раньше в случаях контактов между евреями и «арийскими» женщинами, теперь гестапо тоже приходилось полагаться на бдительных соседей, готовых указать на нарушителей норм «народной общности». Прибегая к запугиванию с помощью показательных казней, политическая полиция одновременно признавала собственную неспособность добиться выполнения нацистских расовых законов повсеместно.



свернуть

Николас Старгард расскажет о том, что из себя представляли верующие Германии, как католики и протестанты относились к боевым действиям, как священники воспринимали истребление душевнобольных и «физически неполноценных» представителей арийской расы. Если сжато обрисовать эту часть книги, то можно отметить, что руководство Церквей больше волновали притеснения и нарушения их собственных прав, чем убийства людей, активно они выступали лишь тогда, когда правительство начинало отнимать здания и земли у монастырей или бороться с религиозностью в школах, в остальных же случаях особого противодействия не было, скорее, отделывались петициями и формальными письмами с обеспокоенностью, например, что резко уменьшается количество пациентов, бывших под патронажем Церкви. Опять же стоит отметить, что церковников смущали боевые действия против «братьев по вере» в Европе, публичные казни поляков-католиков, зато как объединила всех верующих борьба против безбожных большевиков!

цитаты

Когда число жертв эсэсовского террора среди одних только священников составило тысячу человек, примас Польши в изгнании кардинал Хлонд опубликовал в Лондоне обвинение против немецких оккупационных властей. Ватикан пытался вмешаться через дипломатические каналы, но не достиг ничего, получив ответ, что конкордат с церковью не распространяется на новые территории; статс-секретарь Министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер попросту отказался признавать протест Ватикана в отношении обращения с польским духовенством. Хотя католическая церковь Германии старалась как-то заботиться о духовных потребностях польских военнопленных, ни один немецкий епископ не присоединился к осуждающему голосу кардинала Хлонда в знак протеста против убийств польских католических священников.

9 марта 1941 г. Конрад фон Прейзинг, католический епископ Берлина, воспользовался инаугурацией Пия XII и напомнил конгрегации в кафедральном соборе Святой Ядвиги, что папа «подтвердил доктрину церкви, в соответствии с которой нет никакого оправдания убийства больных или ненормальных ни на экономической, ни на евгенической почве». Так тайная нацистская программа «эвтаназии» впервые встретила открытое осуждение. И протестантские, и католические епископы отлично знали о ней и о том, как она развивается, поскольку начальство церковных психиатрических приютов оказалось по разные стороны линии фронта – одни с энтузиазмом поддерживали начинание светских властей, другие, напротив, ни в коем случае не одобряли.

...однако никто из протестантских священников не выразил несогласия принародно. Более того, если не считать одного или двух случаев, когда протестантские и католические директора психиатрических приютов предупреждали друг друга о предстоящем прибытии комиссий «T‐4», соперничающие христианские конфессии не выказывали тенденции сплотиться перед лицом общего вызова

Однако церковь продолжала протестовать, поскольку приказ не представлялось возможным обнародовать – программа убийств оставалась строжайшей государственной тайной. Между тем в то время прелаты имели собственные причины продолжать давление на власти. Главной причиной их тревоги летом 1941 г. стало стремление защитить церковные здания и земли.

Когда Эльзас и Люксембург следом за западными польскими провинциями пополнили список присоединенных к рейху территорий, правительство решило не распространять на них действие заключенного в 1933 г. конкордата с церковью. Боссы гестапо и партии не теряя времени накинулись на добычу и на протяжении 1940 и 1941 гг. экспроприировали свыше трехсот монастырей и других церковных объектов недвижимости, включая земельные угодья. Когда подобная практика расширилась на «старый» рейх, на местах зазвучали громкие голоса протеста. В Вюртемберге захвату подверглись монастыри Унтермархталь и Келленрид с их земельными владениями. В Баварии, где закрыли еще семь подобных обителей, вооруженные вилами крестьяне бросились защищать бенедектинское аббатство Мюстершварцах, где как раз перед тем строители закончили церковь. Подобные прямые акции так и остались фактически исключительными. Да и Гален осмелился заговорить, когда экспроприации подверглось церковное имущество его епархии.

Проповедь Галена 3 августа с высказыванием против медицинских убийств стала последней из трех, направленных против радикальных мер нацистов: первые две – 13 и 20 июля – полностью посвящались защите духовных орденов от посягательств и захвата церковных зданий светскими властями, переставшими даже маскировать свое неподчинение требованиям закона.

Вагнер дал Министерству образования указание пойти на попятный, и пятьдесят девять арестованных ранее священников вышли на свободу. Вмешался Гитлер, пообещав пользовавшемуся до того наибольшим доверием среди гауляйтеров Вагнеру упрятать его в Дахау, если тот еще раз сделает подобную глупость.

Публичные протесты епископов против убийств пациентов психиатрических лечебниц в 1941 г. способствовали расширению конфликта в сфере жизненно важных интересов церкви. Она смогла добиться возвращения распятий в школы Верхней Баварии на протяжении сентября и октября, однако не сумела вернуть земли и здания, хотя Гитлер и запретил дальнейший секвестр церковной собственности. Ни одной из сторон не удалось выигрыть конфронтацию, и епископы начали сворачивать протесты. Даже на пике борьбы критика Галена в адрес местных вождей партии и сотрудников гестапо никогда не выливалась на национальный уровень. И в самом деле все три протестные проповеди в июле и августе 1941 г. завершились молитвами за фюрера.

После августа 1941 г. в Германии уничтожили даже больше пациентов психиатрических лечебниц, чем в ходе акций «T‐4». Умерщвление детей и вовсе не останавливалось, а просто проводилось все более децентрализованно. Через год власти вновь взялись и за взрослых: 87 400 пациентов пали жертвами «эвтаназии» в период с 1942 по 1945 г., даже больше тех 70 000, которых отравили газом на первом этапе, с 1939 по 1941 г. Почти столько же пациентов умерли от голода в приютах, не специализировавшихся на уничтожении, вследствие чего общее количество смертей превысило 216 000.

К ноябрю 1942 г. католическая церковь располагала неопровержимыми свидетельствами нового витка медицинских убийств. На конференции епископов в Фульде собравшиеся приняли решение не выступать против этого публично, но рекомендовали начальству лечебниц отказываться от участия в акциях. Даже епископ Гален, проинформированный одним священником о возобновлении умерщвления умственно больных, тщательно избегал нарушения хрупкого перемирия выступлениями перед паствой, но ограничился личным письмом для наведения справок, адресованным не кому-нибудь из вождей нации, а лишь главе областной администрации. Ответа он не получил и счел вопрос исчерпанным.

В 1939 г. многие католические епископы не очень охотно благословляли войну против Британии и Франции, опасаясь, как бы пакт Риббентропа – Молотова не вызвал всплеск антиклерикализма в самой Германии. До лета 1941 г. ничего подобного не происходило. Теперь, несмотря на продолжавшийся в тылу конфликт с радикальными нацистами, епископы обеими руками голосовали за нападение на Советский Союз, благословляя вторжение как крестовый поход против «безбожного большевизма».



свернуть

Еще интересно отмечает исследователь то, как священники объясняли британские и американские бомбардировки наказанием за отступление от веры, материализмом и атеизмом «прогнившего мира.»
При этом лишь свидетели Иеговы выступили единым фронтом против службы в армии, за что были массово казнены или же отправлялись в концентрационные лагеря.

Автор расскажет про экономическую ситуацию в Германии, проблемы с топливом и обогревом домов, про скудность рациона и про то, как имущество выгоняемых людей и завоеванных, уничтожаемых народов служило для обогащения немцев, продавалось на аукционах или привозилось и посылалось солдатами с фронта.

цитаты

Обувщики, получавшие половину ввозимого сырья, тут же столкнулись с большими сложностями: скоро не осталось кожи даже на новые подметки; по всей стране сапожники говорили клиентам, что тем придется ждать от месяца до полутора или даже двух, причем и в случаях, когда речь шла об искусственных подошвах. Как бы то ни было, германский потребитель на протяжении последних шести лет и так фактически жил в условиях экономики военного времени. Даже возвращение к полной занятости не подняло уровень действительной оплаты труда до состояния на момент обвала 1929 г., а потому доходы домохозяйств росли только с получением работы бо́льшим количеством членов семьи. Годы перевооружения, поглощавшие неслыханные в мирное время 20 % внутреннего производства, приводили к сокращению выпуска одежды, мебели, автомобилей и товаров бытового назначения.

Война способствовала дальнейшему ухудшению жизненных стандартов, снизив гражданское потребление на 11 % в течение первого года. Набор продуктов у народа Германии сделался более однообразным – основой служили хлеб, картошка и консервы. Пиво стало жиже, а колбасу наполнили разного рода добавки.

С мясом дело обстояло, однако, еще хуже. Германия зависела от поставок кормов из Северной Америки, перерезанных в результате установленной британцами морской блокады. Стоимость кормов уже осенью привела к уменьшению поголовья немецких свиней.

Национал-социалистической народной благотворительности Эрих Хильгенфельдт настоял на введении программы «поддержки семьи» – выплат бедным семьям с целью помочь им выйти на должные нормы продовольственного потребления. На практике, однако, «поддержка семьи» отличалась изрядной скромностью, и задача ее состояла в том, чтобы не дать беднякам из немцев умереть с голоду, но при этом не нарушить «естественный порядок» меритократического социального отбора. То был механизм государственного распределения, нацеленный на обеспечение общественных потребностей, при этом никогда даже не пытавшийся выглядеть социалистическим или уравнительным.

4 сентября 1939 г. власти издали драконовский Военный декрет в сфере экономики, в соответствии с которым вводилась принудительная работа по воскресеньям, замораживались зарплаты, отменялась доплата за переработку и повышались налоги. Резко увеличилось количество сотрудников полиции на заводах и фабриках.

В период с 1941 по 1945 г. по меньшей мере тридцать тысяч еврейских домохозяйств пошли с молотка в одном только Гамбурге – приблизительно по десять покупателей на каждое. Домохозяйки из рабочего класса в Федделе вели торговлю кофе и ювелирными изделиями и волокли домой с распродаж мебель и ковры. К началу 1943 г. барыши от этой коммерции на счете гестапо в Deutsche Bank достигли 7,2 миллиона рейхсмарок. Когда женщины приобретали меховые шубы с маркировкой, содержавшей имена бывших владелиц, им не составляло труда догадаться о том, кому принадлежало имущество прежде. Пресса публично рекламировала аукционы, не делая секрета о еврейском происхождении предметов торга. А между тем опечатанные квартиры превращались в приятные подарки для награждения местных нацистских функционеров или для размещения пока небольшого количества семей, лишившихся крова в ходе бомбежек.

Политика распределения провизии никогда рационально не подчинялась экономическим или военным задачам. Власти могли бы дать себе труд накормить французских и бельгийских шахтеров, а те увеличили бы добычу угля. Вместо того автоматически получали зеленую улицу немцы, чьи рационы сделались основополагающим и нерушимым расовым правом во время войны.

1942–1943 гг. Германия получала от оккупированной Европы свыше 20 % необходимого ей зерна, 25 % жиров и около 30 % мяса. Общий объем поступлений зерна, мяса и жиров из Франции и с оккупированных советских территорий на протяжении того же временного отрезка более чем удвоился – с 3,5 до 8,78 миллиона тонн.

свернуть

Познавательно было читать о том, как правительство боролось за нравственность, сражаясь с детской и юношеской преступностью и сексуальной распущенностью, даже в случае насилия обвиняя «испорченного ребенка» и отправляя подростков в исправительные учреждения, где их использовали как рабскую силу. Также большое внимание уделялось чистоте расы и запретам арийским женщинам заводить отношения с работниками из оккупированных стран, причем для иностранцев это достаточно часто заканчивалось казнью.

цитаты

Сотрудники гестапо и СД видели местоблюстителями отсутствующих мужей, отцов, братьев и женихов прежде всего себя. Перед лицом наплыва иностранных рабочих гестапо довольно жестко трактовало общий запрет «недозволенных контактов», расследуя специфические нарушения вроде «личных, приятельских/дружеских связей», «дружественного или общительного поведения в отношении поляков» и «помощи полякам». Все это обретало весьма важный смысл для чиновников, зацикленных на понятиях вроде «скользкая дорожка» и «разложение». Подобно тому как, по их мнению, прогулы школьных занятий приводили мальчишек к воровству и другим мелким преступлениям, а девочек – к неразборчивости в связях, венерическим заболеваниям и проституции, так и все социальные контакты с поляками неминуемо заканчивались в постели. При таком пессимистическом взгляде на вещи вмешательство полиции становилось необходимым, причем даже при мелких нарушениях, в целях избежания худшей беды

Начиная с июня 1940 г. гестапо принялось публично вешать поляков за «недозволенные контакты». В первых числах июля в Ингелебене близ Хельмштедта польский пленный, помещенный в военную тюрьму за половую связь с немкой, был передан гестапо и «повешен на дереве в назидание прочим».



свернуть

Весьма последовательно историк рассмотрит войну в Европе, стремительное продвижение по территории Франции, сбрасывание бомб на те французские села, которые не сдавались без боя. Упоминает писатель и пропагандистские фильмы, которые пугали немецкую публику кадрами с «цветными» французскими солдатами из Западной Африки. Будут освещены и призывы Гитлера к Англии с предложениями мира, в то время как разрабатывался план нападения на СССР, ведь фюрер не оставлял надежд на установление партнерства с британцами.

Множество страниц текста уделено тому, как нацисты громили британские территории, а те сбрасывали бомбы на германские города.

цитаты

С немецкой стороны постоянные боевые вылеты не могли не отразиться на росте потерь и случаев переутомления среди экипажей. В ноябре 1940 г. немецкие неврологи обнаружили первые настоящие свидетельства явлений, подходивших под определение «военные неврозы», которые подозрительно выискивали с начала войны, и рекомендовали летному начальству чаще давать экипажам отпуск для поездок домой, на зимние оздоровительные курорты или в Париж и Брюссель для снятия стресса.

10 мая, ровно через год после начала кампании на западе, пятьсот пять самолетов атаковали Лондон, сбросив семьсот восемнадцать тонн фугасных боеприпасов и повредив здания парламента. Этот эпизод стал последним крупным налетом. К тому моменту боевая численность бомбардировщиков люфтваффе сократилась до 70 % по отношению к маю 1940 г. Когда авиация стала сворачивать бомбежки Британии, СМИ переключились к подводным лодкам и их действиям против атлантических конвоев. Пропагандисты сбавили тон в отношении «английской трусости», лжи, «еврейского» влияния и «плутократии». Не стоило напоминать немецкой публике об уверенных ожиданиях предыдущей осени.



свернуть

Приведено много подробностей о восточном фронте: о войне в Польше и на территории СССР, о безжалостных уничтожениях не только евреев, но и польской интеллигенции, советских партизан и всех, кого немцы заподозрили в сотрудничестве с ними, что часто приводило к полному истреблению деревень, убийствам не только мужчин, но и стариков, женщин, детей.

цитаты

10 сентября генерал Федор фон Бок издал приказ по группе армий «Север»: «Если ведется огонь из деревни за линией фронта и нет возможности точно установить, из какого дома стреляют, следует сжечь всю деревню». Другие командиры шли тем же курсом. Хотя все это уже давно делали Герхард M. и его товарищи. На протяжении четырех недель боевых действий и еще четырех недель военного правления немцев в Польше казни подверглись от 16 до 27 тысяч поляков, а количество сожженных населенных пунктов составило 531. К моменту передачи дел гражданским управленцам 26 октября 1939 г. генералы всерьез беспокоились из-за поддержания воинской дисциплины в армии, признавая, что солдаты подвержены «психозу» из-за нерегулярных отрядов противника.

После всех презрительных эпитетов в адрес «вшивых поляков» и ожиданий, что те будут стрелять противнику в спину, германская армия идеологически приготовилась к войне с «культурно низшим и трусливым врагом».

После расправы с мужчинами некоторые ополченцы принялись охотиться на польских женщин и детей. Многие просто сводили личные счеты. Другие копировали «методы умиротворения» немецких военных. В Бромберге к стенке поставили бойскаутов, выступавших в роли вестовых для польской армии; их расстреляли вместе со священником, пришедшим их соборовать. Многие из местных командиров ополчения превратили подвалы и огороженные внутренние дворы в импровизированные тюрьмы и пыточные камеры, где избивали пленников плетками и кнутами, загоняли в спину гвозди, выкалывали штыками глаза.

Все напоминало стихийные концентрационные лагеря, созданные местными нацистами, отрядами СА и СС в Германии в 1933 г., с одной лишь разницей: в Германии волну насилия хоть как-то сдерживали и большинство узников вышли на свободу к лету 1934 г. В оккупированной Польше с установлением «германского порядка» террор только усилился. Гитлер твердо решил не позволить польскому правящему классу воссоздать свое отдельное национальное государство. Глава СС Генрих Гиммлер и его заместитель Рейнхард Гейдрих с готовностью ухватились за возможность организовать «акции против интеллигенции» – приступить к ликвидации польской элиты. Главными мишенями сделались учителя, священники, ученые, офицеры и чиновники, землевладельцы, политики и журналисты. Любой из них подлежал аресту, внесудебной расправе или депортации в концентрационные лагеря, где тоже проводились повальные казни.

Группа армий «Центр», до соединения из состава которой так и не добрался Антон Брандгубер, потеряла в ходе наступления на Москву 229 000 солдат и офицеров, получив только 150 000 человек в качестве пополнения. К первым числам февраля 1942 г. урон увеличился еще на 378 000 человек, а тыл в качестве возмещения прислал лишь 60 000. Боевой дух улетучился. В начале февраля 1942 г. врач 2-й танковой армии предупреждал: «До того неоспоримое доверие войск к руководству» быстро рухнуло, а «силы к сопротивлению» надломлены.

Как министр по вооружениям, Тодт лучше других знал состояние материальной части немецкой военной машины. Он разве что в лепешку не разбивался в стремлении придать новое ускорение производству оружия, но, взвесив немецкие ресурсы и возможности индустрии, пришел к заключению о неспособности Германии выдержать продолжительную войну на истощение против Советского Союза. Другие высокопоставленные чиновники, такие как Фридрих Фромм, глава Управления вооружения сухопутных войск и начальник подготовки, доводили те же самые идеи до сведения Франца Гальдера.

К августу многим стало понятно, что СССР оказался «невероятно стойким противником», непохожим на нарисованные пропагандистами картины с не желающими воевать массами, насильно гонимыми в бой большевистскими комиссарами. Советское контрнаступление, развернувшееся как раз тогда, когда на внутреннем фронте уже ожидали вот-вот услышать новости о падении Москвы, застало врасплох решительно всех. Немецкому обществу понадобилось время для осознания размаха катастрофы. Только после изданного Гитлером 16 декабря приказа о запрете дальнейшего отступления люди в недоумении начали спрашивать себя и друг друга о том, что же все-таки произошло.

свернуть

До этой книги я полагала, что происходившее с евреями являлось некой тайной для большинства населения, что военные цензоры не пропускали подробности об обращении с мирными жителями, но, оказывается, все было совсем иначе.

цитаты

Многие солдаты, ставшие свидетелями подобных событий там и тут по всей Польше, отправляли фотопленки домой для проявки и печати снимков. Так фотографические свидетельства прошли через руки родителей, жен и работников ателье, прежде чем вернуться к «палачам-туристам» в Польшу. В большинстве случаев вермахт сотрудничал с полицией и СС, иногда предоставляя личный состав для расстрельных команд
свернуть

Более того, в какой-то мере силы немецкого сопротивления в конце войны поддерживались мыслью о том, какой будет расплата, если противники вступят на германские земли, а вражеские бомбардировки воспринимались как месть за насильственные действия в отношении евреев.

цитаты
Идеологи жесткой линии, подобно главе партийного аппарата Мартину Борману, не сомневались в необходимости внушить германскому народу понимание того, что теперь он намертво увяз в глобальном геноциде, выходом из которого может стать либо победа, либо гибель.
свернуть

Но при этом такие настроения вовсе не означали, что большинство против, часто осуждали лишь несвоевременность решения «еврейского вопроса» или излишнюю демонстративность. А люди, порицавшие такие жестокие методы, все равно продолжали служить режиму.

цитаты
И в самом деле, Август Тёппервин продолжал верой и правдой служить режиму до последних дней войны. Выразив свое прозрение в словах «мы в буквальном смысле стремимся вырезать этот народ под корень как таковой», он умолк. Собственное признание, похоже, не противоречило для него вере в возложенную на Германию цивилизационную миссию идти на восток ради защиты Европы от большевизма.
свернуть

Отдельный интерес вызывает то, как иностранец описывает события, знакомые нам по книгам о ВОВ. Обращает внимание, что исследователь иногда пишет о наивных советских руководителях, которые не заметили переброску сил на восток, приняв это за продолжение бомбардировок Британии, а моментами настолько уверен в превосходстве советских сил над противником, что считает, что лишь неудачное командование помешало закончить войну зимой 1941.

цитаты

Под прикрытием продолжения крупномасштабных бомбардировок Британии, в том числе и в июне 1941 г., люфтваффе сумело скрыть переброску сил на восток. Иван Майский, советский посол в Лондоне, явно попался на эту удочку, как и сам Сталин.

В марте 1942 г. наступление Красной армии выдохлось. Советское командование так и не сумело использовать мощный прорыв и окружить отдельные соединения группы армий «Центр», главным образом из-за настояний Сталина развернуть натиск по всему фронту. Из-за распыления сил Красной армии немцам удалось целых два месяца продержаться на казавшихся практически безнадежными позициях.

свернуть

Не обходит вниманием Николас Старгард и действия НКВД на территории Львова, Катыни.

цитаты
Как и в Польше, целью их становилось документирование актов жестокости по отношению к немецким военнопленным, хотя в их обязанности не входил сбор свидетельств о массовых казнях и пытках граждан СССР в застенках советской тайной полиции, НКВД. В городской тюрьме они обнаружили одно тело, лежавшее на внутреннем дворе, еще четыре – в подвале плюс от двадцати до тридцати сваленных в кучу трупов в другом помещении. В тюрьме НКВД один из судей отметил три массовых захоронения, присыпанных песком на внутреннем дворе, и еще кучу трупов внутри здания, включая одну женщину с оторванными грудями. В военной тюрьме три фотографа из имперского Министерства пропаганды снимали кучи тел высотой до потолка. Многих убили выстрелами в затылок – способ уничтожения, считавшийся визитной карточкой «еврейско-большевистского террора».
свернуть

Будет тут и рассказ о перебежчиках, о добровольных помощниках и о советских военнопленных, которые перешли на сторону фашистов.

Подробно расскажет историк о том, как проходила война, когда она пришла на территорию Германии, какие причины побуждали немцев сражаться, даже когда уже не было шансов на победу, как переживали мирные жители бомбежки, какие действия осуществляли организации народной взаимопомощи.

Подводя итог, это очень познавательная книга, которая легко читается, так как различные военные подробности соседствуют с цитатами из писем людей, мы видим переживания разных героев, то, как они реагировали на происходящие ужасы, как приспосабливались или с воодушевлением поддерживали творимые преступления. Данная книга подкинет встречу с несколькими достаточно известными персонажами, ведь тут встречаются отрывки из мемуаров Виктора Клемперера (известного мне по книге Виктор Клемперер - Язык Третьего Рейха. Записная книжка филолога ) и Вильма Хозенфельда ( того самого нациста, который помог Владиславу Шпильману Владислав Шпильман - Пианист ) и даже солдат Генрих Бёлль мелькнет в тексте. Из советских авторов я отметила тут воспоминания Василия Гроссмана (интересно, почему именно его любят цитировать иностранные исследователи, словно он единственный известный наш военный корреспондент).
картинка Tin-tinka

Комментарии


Какая познавательная рецензия, спасибо, Галя!

интересно, почему именно его любят цитировать иностранные исследователи, словно он единственный известный наш военный корреспондент

Переводили, может, его много?


Милена, спасибо за внимание) Рецензия была бы ещё познавательнее, если бы я все выписанные цитаты добавила, но их так много, что я утомилась копировать)) Хочется побольше сохранить на память, но у меня цитат в этот раз больше 100 страниц набралось)

Переводили -эта да, но почему именно его,не Симонова например, ведь приводятся очерки военного времени. В источниках я ещё нашла из советских людей только Алексиевич Светлану, хотя может кого-то пропустила, там все на иностранном было


Ого, 100 страниц! А ты их прямо вручную выписываешь или копируешь в Ворд?

Не знаю, может, Симонов какой-нибудь супер-просоветский? Переводят же обычно то, что будет интересно публике, а публике интересно то, что не будет ломать их картину мира :) А то ещё придётся справляться с последствиями когнитивного диссонанса из-за того, что идеологические враги тоже люди, и местами даже люди замечательные :D

Но я ни Симонова, ни про Симонова не читала, поэтому не могу сказать, насколько моя гипотеза верна. Как и Гроссмана и про Гроссмана тоже ничего не знаю, кроме фамилии. Про Алексиевич читала, хотя книг её тоже не читала, и хотя подробностей не знаю, знаю, что она шагает не совсем в ногу с российскими властями, поэтому её появление в списках источников нероссийского автора укладывается в мою теорию :)


У меня книга в электронном виде,я когда встречаю в тексте что-то интересное, делаю "цитирование" и фраза сохраняется в отдельный файл.А когда приступаю к рецензии, то уже из этого файла методом копирования переношу в рецензию или в спец цитаты к книге.

Гроссман имел проблемы с нашей цензурой,так что он наверное более авторитетен на западе.Но цитируют именно его очерки военных лет, изданные потом общим сборником в 1947 Василий Гроссман - Годы войны , т.е. вполне просоветские.

Но ты права, может Симонова они вообще и не знают)


О, а что за приложение такое, которое в отдельный файл копирует, когда ты в читалке выделяешь цитату? Это очень удобно!


Alreader программа. Если читаю через Mybook - такого нет, там менее удобно, там просто вкладка с цитатами


Спасибо большое!


Огонь читалка. Гораздо лучше встроенной в телефон.


Симонов был высокопоставленный советский литературный чиновник, дослужился до заместителя генерального секретаря Союза писателей СССР. Лоялист, естественно. Солдат партии.
А у Гроссмана на Западе была репутация правдолюбца. Его роман о войне ("Жизнь и судьба") впервые был опубликован в Швейцарии, в 1980 г. (а в СССР люди из КГБ забрали рукопись прямо из сейфа журнала "Новый мир", куда автор её представил в 1961 г.: почему-то надеялся, что напечатают). 

Мне кажется, вполне очевидно, кто из этих двух лиц предпочтительнее на Западе как бывший военный корреспондент.


Автор цитирует не строки романа, а очерки, которые прошли цензуру, и вряд ли отличаются от любой другой статьи военного корреспондента того времени.

Не знала, что личные симпатии сказываются на выбор источников, может все же вопрос доступности, что было под рукой писателя, что переводили на английский/немецкий?

Grossman Wassili Semjonowitsch and Ilja Ehrenburg (eds.). Das Schwarzbuch: Der Genozid an den sowjetischen Juden. Reinbek bei Hamburg, 1994.
Grossman Vasily. A Writer at War: Vasily Grossman with the Red Army, 1941–1945. Antony Beevor and Luba Vinogradova (eds.). London, 2005.

Тем более речь идет о нейтральных описаниях погибших немцев под Бобруйском или такие

Затем полили дожди, и высушенные летним солнцем немощеные дороги превратились в грязевые моря: «текучее, бездонное болото, черное тесто, под тысячами и тысячами сапог, колес, гусениц», как описывал виденное советский журналист Василий Гроссман.

Если историк русского языка не знает, то идеологические предпочтения сработают не на уровне этого историка, а раньше, на уровне переводчика.

Очень интересно, спасибо!


Рада,если пригодилась рецензия)


Пригодилась, интересует тема)


Уже столько на эту тему написано! А вот про церкви я и не знала. Как же это всё мерзко, ничего не меняется.

Ну и про евреев очередной раз убеждаюсь, что это из серии "все знают, но запрещено произносить вслух". Ведь у тех, кто работал в лагерях смерти, кто так или иначе был связан с этим, были родственники. Ведь известно, что если о тайне знает хотя бы один, значит это больше не тайна.


Да много книг, но я мало читала и как-то разрозненно,а тут прямо последовательно все до самого окончания войны.

Самое интересное, что и вслух произносили, это потом видимо стало модно говорить, что не знали. Ведь по улицам часто ходили узники концлагерей,участвовали в расчистке завалов и работали вместе с немцами на заводах.
И в поездах из концлагерей узников провозили,в конце уже войны, мимо мирных жителей, так что тут нельзя было не заметить, как я поняла.

Но опять же, такое знание особо ничего не меняло, тем более когда война уже началась, все хотели ее выиграть, чтобы не понести наказание, понимая, что иначе это все обернется против них, те же "орды большевиков" и "американские евреи" ведь отомстят за "своих". Получается некая круговая порука, граждане, как соучастники преступления становятся и боятся расплаты, как мне кажется.


Приведённые тобой цитаты про евреев и большевиков только доказывают, что история человечество ничему не научила, причём по обе стороны. Как говорил Геббельс, дайте мне все средства массовой информации и я превращу население в стадо баранов.

Спасибо, Галя, за рецензию. Как всегда, познавательно.


Отличная рецензия Галина!
Я так понял вы вошли в клуб "Прочитавшие Старгардта"))
Просто смотрю, все как с ума посходили за последние два года с этой книгой))

Но немцы были убеждены, что «вынуждены воевать ради самообороны из-за махинаций союзников и агрессивных поползновений поляков».

Книгу не читал, но вот с этой фразой поспорил бы.
гитлер пишет програмный труд "Майн кампф" (входит в список экстремистских материалов на территори России), так вот там он откровенно говорит, что немцам нужно завоевывать жизненное пространство. Ну а как его завоюешь без оккупации? Книгу гитлера издают миллионными тиражами, она практически в каждом доме, ее цитируют и чуть ли не сдают по ней экзамены, дурной тон не знать ключевых тем из книги гитлера. Значит большинство немцев было готово к оккупации чужой территории?


А я до недавнего времени не видела отзывов на эту книгу, она почти случайно мне на глаза попалась, когда искала подробности о нацисте из "Пианиста".

Интересное замечание,Сергей, насчёт самообороны и оккупации намеренной. Возможно, часть людей слишком инертны и их и так все устраивает, поэтому для них и нужна пропаганда, что враги окружают и надо нанести превентивный удар, успеть первыми? Возможно мотив защиты дома сильнее,чем жажда захвата новых территорий.

Ведь Гитлер много о мире говорил, зачем -то ему нужно было это притворство, как в целом и обман насчёт своей религиозности.

Ведь подстроили же провокацию от имени поляков, раскачивали общественную ненависть к ним, усиленно расписывая притеснения немецкого меньшинства.


Возможно вам будет интересна такая цитата из книги насчёт колонистов

цитата
На советской территории такие «энтузиасты-колонисты» вроде семейства Петри составляли меньшинство – немцы не бросились заселять Крым и Украину, несмотря на сельскохозяйственные перспективы на тамошних плодородных землях. Сидевший глубоко внутри страх перед чуждой культурой служил сильнейшим доводом в оправдание «превентивной» войны против Советского Союза, но то же самое мешало властям убедить немцев переселяться на новые территории. На протяжении первых двух лет войны нацисты успешно пропагандировали идею превращения немецкого общества в народную общность (Volksgemeinschaft). Сама по себе концепция «продавалась» хорошо, однако, в свете расширения из-за оправдывавшихся предначертаний судьбы править не-немецким «Великим пространством», сталкивалась с противоречиями. А чем она лучше обычного «империализма»?Последний вызывал негативные ассоциации с женщинами и детьми буров в британских концентрационных лагерях из вышедшего в 1941 г. в прокат фильма «Дядюшка Крюгер», да еще и с массовой смертностью от голода среди немецких детей из-за продолжавшейся после перемирия в 1919 г. блокады Германии британским ВМФ. Действительно, сохранилась ностальгия по африканским колониям Германии, но жесткий и жестокий мир на востоке, который предстояло завоевать и колонизировать, представлялся совсем иным.Скоро эсэсовские комиссии Гиммлера по переселению принялись рыскать по сиротским приютам в Польше, на Украине и в Белоруссии и подбирать детей «арийской внешности» для «германизации». Когда у немцев оказалось неожиданно слишком много «жизненного пространства», Гиммлер велел стражам расовой чистоты расширить их критерии и «отфильтровать до капли хорошую кровь» из расовой «мешанины» восточных народов
свернуть

Любопытно, тогда какова цель агрессии гитлера с точки зрения автора книги?
Он сводит все к тому, что власть досталась безумцу, который хотел все оккупировать ради оккупации и всесильности?
Типа, нужно жизненное пространство только ему - а немцам это не нужно, они домоседы и не хотят никуда уезжать?
Ладно, я вас фундаментальными вопросами забросал)), это нужно подробно знать о демографической ситуации в Германии тех лет, всем ли хватало земли, всем ли будет зватать ее скажем через 10-20 лет если там был демографический бум? Ну это так риторические вопросы, сводящие все к одному - власть досталась безумцу или большинство его все таки поддерживало в его идеях, потому что думало так же и им нравились идеи гитлера.


Хорошие вопросы, интересно подумать. Автору в этой книге, в целом, Гитлер не интересен, он анализирует обычных мирных людей и военных, но не верхушку власти.

Как я поняла, Гитлер пришел к власти на волне народного желания искупления проигрыша прошлой войны, исправления условий Версальского договора, это были основные темы. Но мне кажется, что приход людей к власти и запросы народа не всегда совпадают, зато власть потом может удачно направить народные массы по нужному пути включив пропаганду

У меня следующий нон-фикшн в планах про экономику рейха, может там есть как раз ответы Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики


зато власть потом может удачно направить народные массы по нужному пути включив пропаганду

Это точно, кто красиво говорит - выигрывает))
Правда затем этот тактический выигрыш практически всегда превращается в стратегичесий крах.

У меня следующий нон-фикшн в планах про экономику рейха

Будем ждать рецензию, тема о Германии 30-х интересная но мне пока не добраться, сейчас штудирую книги о колониализме, мореплавании и географии))


цитаты

Одно дело очевидный «противник», такой как коммунисты, франкмасоны, евреи и свидетели Иеговы, которые могли предстать перед Особым судом или отправиться в концентрационный лагерь, минуя предварительные инстанции, если они, как становилось известно, рассказывали «пораженческие» анекдоты или спекулировали на черном рынке. Однако не так уж много людей попадали под каток репрессий за политические анекдоты о лидерах режима. В случае обычных «соотечественников» органы в основном ограничивались внушением. Диктатура Гитлера продолжала калибровать насилие так, что большинство немцев его не чувствовали. Различия наряду с идеологией определялись обычным прагматизмом. Гестапо никогда не располагало обширным штатом, а потому нуждалось в лояльности граждан и содействии с их стороны в обнаружении правонарушителей. Война скоро способствовала дальнейшему уменьшению персонала: в Кёльне, например, гестапо в 1939 г. располагало девяносто девятью сотрудниками, а в 1942 г. – уже шестьюдесятью девятью; и та же история наблюдалась повсюду

Еще одним веским аргументом в пользу Арнульфа В. стало в конечном счете то обстоятельство, что нажаловался на него шурин, причем после крупной семейной размолвки. Гестапо всегда старалось не допускать использовать себя в подобных случаях в качестве инструмента мести и побуждало Особый суд не принимать во внимание доносы, например от поссорившихся деловых партнеров, пусть обвиняемый даже и состоял когда-то в рядах коммунистов. К 1943 г. всего 3450 человек подверглись наказаниям за слушание иностранного радио

Никто бы не посмел обвинить нацистов в мягкости по отношению к преступлению. Когда германский рейх собрался на войну, под охраной в государственных институтах находились 108 000 заключенных плюс еще 21 000 человек в концентрационных лагерях. К концу войны тюремное население выросло вдвое, а число содержавшихся в концентрационных лагерях достигло 714 211 человек. Сколь бы ни печально выглядела статистика, на начало войны Германия вполне выдерживала сравнение со Швейцарией, Финляндией и Соединенными Штатами

Не слушаясь приказов, французская пехота начала отступление. Паника охватила соседнюю 71-ю пехотную дивизию, солдаты которой обратились в бегство еще до столкновения с противником.

Колоссальные, никем не сдерживаемые темпы продвижения войск, действующих в четком взаимодействии между собой, создавали у топавших позади пехотинцев почти наркотическое ощущение неудержимого наступления. Лишенные возможности спать, солдаты шли и шли вперед под воздействием скормленных им 35 миллионов таблеток первитина и изофана

Поднимавшиеся в воздух с аэродромов на юге Англии, пилоты Королевских ВВС сыграли видную роль, бросив вызов германской авиации и совершив в период между 26 мая и 4 июня более 4822 боевых вылетов. Впервые немецкие потери в небе оказались значительно выше, чем урон союзников.

По всей Германии публика в кинотеатрах содрогалась от ужаса и отвращения при виде солдат из французской Западной Африки. «Французы и англичане бросили этих животных против нас – да возьми их дьявол!» и «Это позор для цивилизованной нации, которым навеки покрыли себя Англия и Франция!» – восклицали многие в залах. В Райхенберге женщины признавались, что пребывали словно в параличе из-за страха от «цветных» лиц и могли вновь начать дышать, только опять увидев на экране немецких солдат. Если верить данным СД, во многих кинотеатрах зрители кричали: «Пристрелить этих зверей немедленно, как только их возьмут в плен!» Фриц Пробст соглашался, доверяя жене заботу и печаль о том, что «никто бы не уцелел, если бы этот сброд добрался до Германии».

«никто бы не уцелел, если бы этот сброд добрался до Германии». О чем не писали в газетах и не показывали в новостях, но что мы знаем из частных писем того же Ганса Альбринга, это то, что несколько тысяч сенегальских солдат подверглись резне, когда пытались сдаться или уже находились в плену. В Польше нанесение увечий немцам и стрельба в них из-за деревьев считались злодеяниями польских гражданских лиц и солдат. Во Франции в подобных вещах обвиняли только чернокожих, над которыми измывались, пытали и убивали.

Помимо карательных акций, немцы не забыли отплатить французам за оккупацию Рейнской области в 1923 г., где все помнили о сексуальном насилии колониальных солдат над немецкими женщинами, а если не помнили, то пропаганда забыть не давала. Даже в этой относительно «чистой» кампании на западе немецкая армия совершала зверства на расовой почве

Под самый занавес Гитлер сказал, что считает долгом перед собственной совестью призвать к благоразумию и здравому смыслу, поскольку не видит никаких причин, почему война должна продолжаться. Аудитория оставалась напряженной в ожидании. Гитлер напомнил собравшимся о том, сколько жертв потребует война, а также о его мирном предложении предыдущего октября и выразил сожаление, что, несмотря на все усилия, не удалось подружиться с Англией. Би-би-си транслировала официальный отказ Галифакса от мирной инициативы Гитлера три дня спустя.

Даже после того, как противник отверг его последнее «мирное предложение», Гитлер продолжал сомневаться и медлил с решением. Он велел командованию подготовить оперативные планы «войны против Англии» еще в начале июля, но лишь 1 августа издал директиву люфтваффе о начале «атаки на Англию». Но днем ранее он приказал Генеральному штабу приступить к разработке плана военной кампании против Советского Союза, который будто бы оставался последним потенциальным союзником Британии на континенте. На наличие у Гитлера уже тогда замысла нападения на Советский Союз предпочтительно вторжению в Британию указывают два момента: его осторожные оценки шансов Германии бросить вызов Королевскому ВМФ с воздуха и его давняя мечта вынудить британцев сделаться партнерами немцев.

29–30 августа британцы совершили второй налет на Берлин, лишив жизни десятерых и ранив двадцать одного человека. Последствия в психологическом и стратегическом плане можно назвать громадными. Берлинцев поверг в шок сам факт столь глубокого проникновения британских самолетов в воздушное пространство Германии.

По мере того как часть за частью осваивала для себя этот подход к ведению войны, немецкие солдаты отмечали в письмах и дневниках новые нормы, усвоенные ими на Восточном фронте: за изувеченные трупы немцев они не брали пленных; за снайперов уничтожали сотню за одного; виселицы стояли в каждом селе, в каждой деревне.

Таких людей, как Роберт Р., отвратительные методы ведения войны одновременно выводили из равновесия и заставляли сражаться с большей отдачей. Он не мог допустить, чтобы такая война пришла к ним домой, в Германию, а потому старался победить – победить самым решительным образом. Солдаты и их семьи отождествляли войну не с нацистским режимом, а со своей собственной ответственностью перед грядущими поколениями. Подобные вещи служили самым прочным фундаментом для патриотизма.

Уже через месяц после вышеупомянутых казней овраг использовался для массовых убийств нееврейского населения города. Сотню человек расстреляли 22 октября, триста человек – 2 ноября и четыреста – 29 ноября. Карательные акции совершались не из-за нападений на немцев, а за «саботаж»: взрывы, пожары на городском рынке и перерезанные немецкие линии телефонной связи. Украинские инженеры и заводские рабочие испытали удивление из-за отсутствия у немцев интереса к получению производственной продукции. Шахтеры и рабочие металлургических предприятий решили проявить самостоятельную инициативу, достали станки и машины, спрятанные в колодцах и прудах в ходе советской эвакуации. Но, если не считать горстки стратегических предприятий, как шахта по добыче магниевой руды в Никополе, немцы почти не занимались вопросами индустрии. В их планы ничего подобного не входило.

Через десять дней после захвата Киева, 30 сентября 1941 г., экономическая инспекция «Юг» издала запрет на подвоз продовольствия в украинскую столицу. Эксперты подсчитали, что запасы продуктов в городе истощатся именно к этой дате. Составлявшее в предвоенный период 850 000 человек население уже сократилось вдвое из-за воинского призыва в Красную армию, эвакуации советскими властями гражданских лиц и учиненной немцами резни евреев. Украинские и немецкие полицейские устроили блокпосты на дорогах и у мостов, останавливали машины, телеги и пешеходов, отбирали еду и воспрещали крестьянам доступ в город. Тем из киевлян, кто сумел пробиться в голову очереди у той или иной пекарни, везло – они получали просяной хлеб. Окрещенный одними «кирпичом» за сходство с глиной, а другими – «наждачкой» за желтоватый цвет, такой хлеб разваливался и крошился, он плохо переваривался из-за добавленного в тесто ячменя, муки каштанов и волчьих бобов. И качество продолжало снижаться. В ноябре город словно бы вымирал на протяжении дня, только отдельные немцы и полицейские появлялись на улицах да неподвижно сидели нищие с ампутированными или распухшими конечностями.

Немецкая блокада выполняла задачи в соответствии с «Планом голода», разработанным статс-секретарем Министерства продовольствия и сельского хозяйства Гербертом Бакке еще в декабре 1940 г....

Блокирование Киева давало возможность достигнуть второй цели – выполнить жгучее желание Гитлера «стереть» крупные советские города «с лица земли». Еще в начале операции по захвату Украины фюрер приказал вермахту «уничтожить город зажигательными бомбами и артогнем, как только позволит состояние снабжения», или, по лаконичному распоряжению Гальдера от 18 августа, «сровнять с землей». Люфтваффе не располагало достаточным для выполнения своей части задачи количеством бомб – упущенная возможность, которую через год Гитлер с горечью припомнил как очередной промах Геринга. Гальдер уже отмечал, что Ленинграду и Москве тоже просто так капитулировать не дадут

однако генералы по-прежнему беспокоились, как бы «ложная» жалость не взяла верх в чувствах личного состава. Командиры впервые начали задаваться вопросом относительно последствий войны геноцида для их собственных солдат. Если те привыкнут запросто расстреливать безоружное мирное население, не приведет ли эта практика к «потере внутреннего равновесия»? Что, если военнослужащие «перестанут бояться совершать подобные действия после войны»? Где будет предел озверению, спрашивали они


свернуть

цитаты
Не стоит считать это такой уж легкомысленной поспешностью. У Красной армии остались всего лишь 90 000 солдат для защиты столицы перед лицом миллионной группы армий «Центр». Размах немецкой победы превысил даже достигнутое на Украине: вермахт захватил 673 000 военнопленных и 1300 танков. Если сложить вместе два достижения, то в пределах пяти недель только в плен немцам сдались 1 447 000 красноармейцев. Германский генеральный штаб и Верховное главнокомандование совершенно не заботились о том, что делать с таким количеством военнопленных, хотя сам план кампании строился именно на быстром разгроме Красной армии. Гитлеру с его ближними советниками не было до них никакого дела, если не считать, правда, возможности использовать их на работах, но осенью 1941 г. подобные идеи еще не пользовались популярностью.

В начале октября оно развернуло в Кричеве 203-й пересыльный лагерь для военнопленных, Дулаг (по заимствованной у противника терминологии), приспособив под бараки для 10 000 пленных лесопилку и цементный завод. Однако только за одну ночь туда поступили 20 000 человек и подтягивались еще 11 000. К 19 октября в лагере скопились 30 000 красноармейцев. Большинство из них оставались без крыши над головой, пока начальство не позаимствовало у расположенных рядом немецких частей лопаты, чтобы отрыть землянки и покрыть их сверху ветками и присыпать землей. Хотя лагерь расположился вблизи от железнодорожной линии и имелся доступ к воде, подача ее пленным находилась на низких позициях в списках военных приоритетов.

Продвижение немцев замедляла не только погода. С начала октября люфтваффе в небе почти никто не видел, а тем временем ВВС РККА все эффективнее действовали против близких для них теперь немецких целей. Чем ближе подступали немцы к Москве, тем сильнее крепла советская оборона.

В 1812 г. «Великая армия» Наполеона потеряла бо́льшую часть солдат и лошадей не во время катастрофического зимнего отступления, а гораздо раньше – в ходе победоносного летнего наступления. Вот и немцы в 1941 г. понесли более значительный урон в процессе продвижения, недосчитавшись 41 048 солдат в последнюю неделю июня, 172 214 человек – в июле, 196 592 – в августе и 141 144 – в сентябре. Дела в танковых дивизиях обстояли и того хуже. К концу июля 35-й танковый полк – бронированный таран 4-й танковой дивизии – сохранил только сорок девять из изначально числившихся за ним ста семидесяти семи танков. Гудериану пришлось лично просить Гитлера о присылке запчастей для 2-й танковой армии. Сражавшаяся в пешем строю мотопехота, оказывавшаяся рассеянной на открытой местности между танками в ходе любой атаки, становилась особенно уязвимой: к августу численность личного состава в таких частях упала на 50–70 %

Сама скорость продвижения немцев подтачивала их силы. По мере удлинения линий снабжения начальники интендантской службы все чаще оказывались вынуждены творить невозможное. Немцы не располагали достаточным количеством подвижного состава и паровозов для полноценного снабжения войск на Восточном фронте. Им досталось очень мало пригодных к эксплуатации советских вагонов и локомотивов под широкую колею, отчего на переделку путей под свой стандарт приходилось тратить куда больше средств и усилий, чем ожидалось, а к тому же и много времени, причем масштабы задач только росли по мере продвижения в глубь Советского Союза. Перебрасывать предметы снабжения со складов иначе, чем по железным дорогам, тоже становилось все трудней из-за потерь в моторной технике и лошадях. К середине ноября 425 000 из 500 000 единиц автомобильного парка, находившихся в распоряжении немецкой армии на момент начала кампании, попросту сломались, а ремонтных мощностей для их восстановления не хватало. Обеспечивавшие большую часть тяги лошади начали болеть и умирали десятками тысяч.

Здесь отступление превратилось в паническое бегство: моторная техника, лошади, тяжелое оружие, полевые кухни, инструменты, мешки с мукой и запчасти – все попросту бросалось. В целях восстановления дисциплины командующий 2-й армией генерал Рудольф Шмидт отдал приказ: «Отдельных личностей, допускающих пораженческие высказывания, необходимо выявлять и расстреливать в назидание прочим».

Разыгрывавшаяся в Дулаге № 203 драма точно в капле воды отражала океан человеческих трагедий, которые – на тот момент времени – перекрывали размахом все усилия айнзацгрупп по уничтожению евреев. Зимнее отступление обострило кризис снабжения 3,2 миллиона советских военнопленных, и в лагерях свирепствовали эпидемии. Когда в ноябре нацистское руководство осознало острую потребность в пленных для возмещения дефицита рабочих рук в Германии, лишь немногие годились для отправки в рейх.

Отступающие войска жгли города и села, взрывали мосты и железнодорожные пути, выводили из строя производственные мощности и электростанции. Когда температура то и дело падала до –30 и даже –40 °C, солдаты теряли последние остатки сострадания и гнали вон из домов все гражданское население поголовно. Так вермахт чуть-чуть выигрывал время перед наседающей Красной армией, но и только. За некоторое время до 21 декабря, когда Гитлер приказал немецкой армии на востоке применять тактику «выжженной земли», подобная практика уже сделалась повсеместной.

Немцы старались справиться с экзистенциальным кризисом через крайнее насилие. Безралично, в какой области рейха набирались части и соединения, во враждебной или дружественной национал-социализму среде. Состоявшая из призывников рабочего класса Рура – примерно поровну из протестантов и католиков, – 253-я пехотная дивизия претерпела ту же трансформацию, что и более нацистские по духу дивизии из сельской местности. Отступление послужило ферментом для вызревания гремучей смеси озлобления и страха: ярости – из-за необходимости уничтожать собственную технику, пушки и тяжелое снаряжение и отдавать с таким трудом завоеванные территории; шока – из-за явной способности Советов приспосабливаться к условиям зимы куда лучше, чем немцы; ужаса – из-за отсутствия заранее известных рубежей для отхода. Ни одна сторона более не брала пленных. Фарнбахер представлял себе, что когда Советы увидят «сожженные деревни и села и пристреленных на обочинах дорог солдат», то не пожелают брать немцев живыми. 30 декабря он услышал «самый зверский» гогот, когда спросил нескольких немецких саперов, какие сведения они получили от тридцати русских военнопленных, которых им поручили отвести на сборный пункт. Он едва не впал в ступор, когда те признались, что убили пленных, причем «как нечто само собой разумеющееся». В то время как с одной стороны он внутренне негодовал от ощущения того, насколько изменились солдаты за последние пять месяцев, с другой – царапал на бумаге оправдания: «Никакой пощады стервятникам и зверям!»

Немцы знали об убийствах евреев и без всяких басен о лагерях смерти. К тому моменту когда 19 декабря 1942 г. венскому адвокату Людвигу Хайдну рассказали о газе, подаваемом в вагоны эшелонов с депортируемыми через систему обогрева, он уже обладал данными о массовых расстрелах, причем из первых и вторых рук. В конце июня Хайдн настроился на волну Би-би-си и услышал одну из первых передач об истреблении евреев. Однако он констатировал суровый факт: «Касательно массовых убийств евреев радио только подтверждает то, что нам тут и так уже известно».

В республиках Прибалтики и на Западной Украине находилось особенно много тех, кто приветствовал немцев как освободителей и изъявлял готовность сражаться рядом с ними против большевизма. Однако открытым оставался вопрос, за что они, собственно, воюют. Немцы поддерживали организации украинских националистов, и оба вожака противоборствующих фракций, Андрей Мельник и Степан Бандера, состояли в тесных связях с немецкими хозяевами из военной разведки и гестапо. Каждый из них соревновался за шанс возглавить национальную независимую структуру после завершения оккупации Украины; немцы не разочаровывали их, побуждая группировки действовать, а между тем не удостаивали официального одобрения призывов к национальной независимости и – время от времени – сажали под замок лидеров. На практике Украина оставалась разделенной по тем же политическим принципам, что и до 1939 г. В бывшей УССР, на описываемый момент времени имперском комиссариате Украина, гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох насаждал собственный беспощадный садистско-шовинистический режим, пользуясь любой возможностью проводить порки и казни «туземцев». В противоположность этому в западноукраинской Галиции, где многие видели в немецкой оккупации возможность вырваться из-под польского, равно как и советского правления, превалировала более либеральная система. Имея столицей Львов (Лемберг), Галиция получила отдельный региональный статус в составе генерал-губернаторства Ганса Франка; там пользовалась почетом украинская националистская пресса и стимулировалась соответствующая культурная жизнь.

Уже в июле 1941 г. СС приступили к формированию батальонов украинской вспомогательной полиции, которые играли ключевую роль в убийстве евреев, в действиях против партизан и поддержании блокады крупных городов с целью проведения в жизнь «плана голода» Бакке. Летом 1942 г. количество таких галицийских полицейских батальонов значительно выросло.

Несмотря на адвокатуру более либерального режима со стороны как командования вермахта, так и имперского Министерства оккупированных восточных территорий Розенберга, Эрих Кох продолжал проводить прямую и беспощадную политику принудительного труда, реквизиций продовольствия, публичных казней, произвола и безудержного террора. Кох оправданно рассчитывал на широкую поддержку Гитлера, Геринга и Бормана. В соседней вотчине, в Белоруссии, Вильгельм Кубе держался некоего среднего курса. В июле 1942 г. он отклонил предложение расстрелять большинство лиц в возрасте от 17 до 21 года как «на 100 % зараженных коммунизмом», предпочтя вместо этого санкционировать их набор в качестве учеников мастеров на производстве или «добровольных помощников» в частях СС и ПВО. Однако подобные узкие позитивные решения меркнут на фоне крупномасштабных карательных акций немцев против мирного населения в целом. Любая разумная мягкость провоцировала глубоко засевший в немцах страх перед возрождением славянского или русского национализма, который автоматически подорвет их длительные планы по созданию германских колониальных поселений после победы рейха над большевизмом.

Сколачивание так называемых восточных легионов проходило куда быстрее и ровнее на неславянских территориях, особенно в областях с преимущественно мусульманским населением. В ноябре 1941 г. Гитлер распорядился о формировании «тюркского легиона», а к концу февраля 1942 г. Верховное главнокомандование в сотрудничестве с имперским Министерством оккупированных восточных территорий Розенберга создало четыре отдельных «легиона» туркменов, мусульман Кавказа, грузин и армян.В том же году летом возникли аналогичные части северных кавказцев и поволжских татар. В данном случае стремление использовать неславянские этнические группы оккупированных советских территорий, а позднее и Балкан удачно совпадало с энтузиазмом в отношении исламизма у СС и Министерства иностранных дел Германии, которые уже приобрели подобный опыт во время Первой мировой войны, когда неоднократно пытались взбудоражить Ближний Восток. Во время Второй мировой войны немцам за счет усилий в данном направлении удалось поставить под ружье примерно 500 000 человек.

Когда осенью 1941 г. группа армий «Юг» вступила в Крым, немцев тепло приветствовали населявшие полуостров 225 000 крымских татар, мусульман-суннитов. Советы оскверняли их мечети и закрывали медресе, превращая здания в склады и прочие хозяйственные помещения. Только в одном 1943 г. в Крыму открылись 150 мечетей и еще 100 временных молельных домов. Немцы взяли курс на воссоздание в Крыму муфтията, при условии, что татары не будут выдвигать политических требований, а местные улемы помогут вербовать рекрутов в ополчения, приданные 11-й армии Манштейна. На конференции татарского комитета в Симферополе в начале 1942 г. один мулла высказался вполне определенно: «их религия и вера велят им принимать участие в священной войне вместе с немцами» против большевизма. Все присутствовавшие татары встали и вознесли молитву за «достижение скорой победы… а также за долголетие фюрера Адольфа Гитлера». К марту в ряды ополчения вступили 20 000 мусульман

Чтение анкет, раздававшихся рекрутам в октябре 1942 г., демонстрирует вполне прозаические мотивы, двигавшие волонтерами: вступление в легион позволяло покинуть немецкий лагерь для военнопленных и избежать отправки на принудительные работы в Германию. Среди позитивных причин взяться за оружие, особенно на Балканах, в качестве доминирующих можно назвать стремление защитить семьи от нападений партизан. В то же самое время вермахт и СС делали высокую ставку на ключевые ценности, находя их во многом общими для нацизма и ислама: подчинение господину, вера в семью и приверженность делу священной войны против «еврейско-английско-большевистского противника».

Наиболее крутые перемены происходили в сравнительно скромном по масштабам военном крыле СС, которое ранее, в 1941 г., не играло еще особой роли на передовой. Имея в составе лишь 170 000 человек на начало 1942 г., командование войск СС стало заглядывать за границы рейха и пользоваться живой силой, не подлежавшей призыву в ряды вермахта. Неоценимую помощь в этом СС оказывал иллюстрированный журнал Signal, выпускавшийся вермахтом, но адресованный 2,5 миллиона западноевропейских читателей. В Париже под чутким водительством Отто Абеца трудились Жан Кокто, Анри Матисс, Пабло Пикассо, Симона де Бовуар и Жан Поль Сартр – немецкие офицеры не пропускали премьер пьес последнего. Допустив такой ограниченный культурный плюрализм, объединявший, с одной стороны, чуждых коллаборационизму упомянутых выше радикалов, а с другой – завзятых фашистов и ярых антисемитов вроде Дриё ла Рошеля и Селина, немецкая пропаганда создавала себе отличную витрину, способную убедить кого угодно в защите западноевропейской культуры перед лицом восточного варварства. Прежде всего нацисты спешили поставить под свои знамена национальных героев, подчеркивая антианглийское наследие Жанны д’Арк во Франции или печатая марки с головой Рембрандта вместо изгнанной королевы Нидерландов Вильгельмины и выпустив в 1942 г. лучший из посвященных художнику фильмов того времени. Подобная культурная пропаганда, при всем ограниченном плюрализме, скорее всего, очень помогала немцам сдерживать подпольные движения Сопротивления, которые на том этапе оставались еще очень слабыми и неразвитыми. Но вместе с тем оказалось довольно трудным делом убедить голландцев, бельгийцев, французов и норвежцев добровольно вступать в дивизии СС. Куда проще получалось набирать тех же этнических немцев в Румынии и Венгрии или украинцев в Галиции и мусульман в Боснии.

Коль скоро СС пришлось отказаться от претензий на «расовую» исключительность, руководство резко изменило курс и заново инструктировало персонал. В сентябре 1941 г., после казней сотен военнопленных мусульман, Рейнхард Гейдрих направил директиву всем эсэсовским айнзацгруппам придержать напор и учитывать в дальнейшем, что «обрезание» и «еврейская внешность» тюрков-мусульман не являются автоматической «гарантией их еврейского происхождения». Очутившись в Крыму, айнзацгруппа D Отто Олендорфа вырезала ашкенази и говоривших на тюркских наречиях крымчаков, но по получении особых инструкций из Берлина пощадила тюрков-караимов, обратившихся в иудаизм много веков назад; несколько сотен их даже вступили в добровольческие крымско-татарские части.

Пережившие кризис 1941–1942 гг. немецкие военнослужащие свято уверовали, что, вздергивая на виселицы гражданских лиц, сжигая села и деревни, выгоняя жителей в степь, отбирая у них последнюю еду и зимние вещи, реагируют естественным образом на громадную угрозу, противостоять которой иначе не в состоянии. Психологическая трансформация немецких солдат на Восточном фронте оказалась необратимой: в ключевые моменты ничего не стоило воздействовать на их коллективное мировосприятие, заставляя переступать через сложные узы личных связей, возникшие и развившиеся между оккупантами и оккупированными

свернуть

цитаты

В предыдущую ночь под снегом охрана вывела колонны узников из главных ворот концентрационного лагеря Освенцим: 14 000 человек отправили в Глейвиц и 25 000 – маршевым порядком в расположенный в 63 километрах оттуда Лослау. Эсэсовцы очень боялись встречи с наступающей Красной армией и первые две ночи не останавливались, избивая изможденных пленников, если те покидали строй, и расстреливая упавших. По меньшей мере четыреста пятьдесят узников нашли смерть на дороге к станциям. Ждать чего-нибудь хорошего от местного немецкого населения не приходилось: жители сел на пути колонны просто уходили с улиц и закрывали двери. В противоположность этому польские селяне часто давали узникам хлеб и молоко; некоторым из несчастных даже удалось сбежать, просочившись через группки поляков по обочинам дорог

Геве искренне удивился беспрецедентному явлению. Гражданские немцы смотрели на замерзавших в полосатой лагерной робе узников с завистью и ревнивой обидой – ведь те ехали на поезде

В надежде сесть в эшелон на какой-нибудь маленькой станции на линии от Ратибора к Свиднице и далее к Лигницу, по покрытым льдом дорогам тащились больше 200 000 немцев, и многим приходилось сутками ждать возможности втиснуться в вагон поезда, идущего на запад.

Одним из узников в том эшелоне был Томас Геве. Он тоже сохранил воспоминания о Лейпциге; узники кричали и просили воды у медсестер немецкого Красного Креста из госпитального состава на соседней платформе. Те делали
Те делали вид, будто ничего не слышат[1018].

**>08/07/2023 10:33, 70,84%, /

**>"Мобилизованная нация. Германия 1939–1945" • Старгардт Николас
февраля Мальквиц заняли советские войска, и всех жителей допрашивал бегло говоривший по-немецки офицер, записывавший их личные данные. Несмотря на страх немцев, ожидавших изнасилований и убийств, красноармейцы вели себя подобающим образом. Мучения для Леони начались с прибытием следующего подразделения бронетехники. Почти все тридцать советских солдат относились к населению дружелюбно, но двое гонялись за женщинами. Леони обрезала волосы, чтобы сойти за мальчика, а по ночам пряталась в сарае, но, несмотря на все попытки, ее поймали. Какое-то время их с матерью защищал образованный советский лейтенант, но, когда его часть двинулась дальше, женщин и девушек включили в рабочую бригаду и послали молотить зерно и лущить горох на разные хутора – почти неизбежная рутина полевых работ, стирки, готовки пищи и принудительного секса.

Армейские командиры с удвоенным усердием насаждали страх наказаниями без суда и следствия. Убежденные нацисты вроде Фердинанда Шёрнера выступали в первых рядах, вешая солдат на фонарных столбах с унизительными табличками вроде «Я не верил в фюрера» или «Я трус». Однако Шёрнер вовсе не был монополистом в данной области. 5 марта даже истовый протестант Йоганнес Бласковиц предупреждал солдат группы армий «Х», что любой попытавшийся дезертировать будет «осужден без разбирательств и расстрелян». Незадолго до третьей, и последней, отставки Рунштедт издал отчаянный приказ: «Врага надо заставить понести наивозможно более кровавые потери в боях за каждый шаг по немецкой земле».

В одном Эссене находилось свыше 300 лагерей для иностранных рабочих, составлявших на тот момент 70 % занятых в тяжелой промышленности.

В начале апреля узников концентрационных лагерей тысячами погнали через рейх форсированным маршем. Шанс использовать их на работах в дальнейшем практически исключался – большинство невольников уже не могли работать, да и хозяевам в любом случае приходилось бросать заводы и фабрики. Гиммлер разрывался между обязанностью выполнять требования Гитлера не допустить попадания ни одного живого пленника в руки неприятеля и соблазном использовать их в качестве козыря в секретных переговорах с американской стороной, которые он надеялся начать через посредников в Скандинавии.

Узники концентрационных лагерей превращались во все более привычное явление в больших и малых немецких городах; теперь эвакуация и марши смахнули последнюю пелену секретности – не осталось тех, кто не знал о том, как с ними обращаются. Многие встречные до глубины души поражались виду измученных, похожих на живых мертвецов людей и невероятной жестокости охраны, шарахались от тихой оторопи и прятались за закрытыми дверьми домов. Однако чувство сострадания и вины не превалировало над страхом. Даже мучения пленников служили в глазах немцев поводом для осуждения, и они говорили себе: «Какие же преступления они, должно быть, совершили, если с ними обходятся так беспощадно?!»

Когда узников Освенцима гнали через польские городки и села Силезии в январе, местные порой прятали несчастных из жалости и часто давали еду и питье; но, когда колонны изможденных теней шагали через немецкие населенные пункты весной 1945 г., всеобщей реакцией были отвращение и страх. Чаще над ними глумились, плевали в них и бросали камнями, чем предлагали содействие. В ночь с 8 на 9 апреля местное гражданское население помогло СС, фольксштурму, СА, местной полиции, солдатам и гитлерюгенду отловить и расстрелять свыше 200 укрывшихся в лесах близ Целле узников с разбомбленного эшелона.

Нацистский порядок в Рурском бассейне безвозвратно рушился, но жертвы немецкого насилия продолжали вписываться в установленные нацистами рамки образа врага: немецкие дезертиры и коммунисты, французские военнопленные и – в первую очередь и в подавляющем большинстве – «восточные» рабочие. Иногда для расправы над истощенными голодом толпами, шагавшими под конвоем в восточном направлении, хватало одного предположения о возможной угрозе с их стороны. После того как его автомобиль задержали толпы лагерников на дороге в Зауэрланде, генерал СС Каммлер, комендант объекта по выпуску «Фау‐2» около Зуттропа, пришел к выводу, что их «надо уничтожить», пока они не совершили всяких ужасов в Германии. На исходе марта его 2-я дивизия возмездия тремя партиями отправила на тот свет более 200 мужчин, женщин и детей; вовсе не представлявшие опасности, все они в свое время добровольно откликнулись на предложение поработать на рейх.

Подобное насилие творилось не только личным составом армии, СС, полиции и гестапо. Немцы обоего пола столь активно подвизались в массовых организациях партии, поэтому не представляется возможным провести четкую линию разграничения между режимом и обществом.

В последние недели войны немецкие солдаты продолжали сражаться по целому ряду мотивов: просто автоматически, поскольку имели соответствующие приказы, из-за попыток сдержать «красный прилив» или вследствие желания попасть в плен к западным союзникам.

По пути к Мюнхену в начале апреля 1945 г. старики с удивлением отметили некий сам собой образующийся порядок, неожиданно проступавший из очевидного хаоса. Они узнавали, где раздают суп, хлеб и кофе – Национал-социалистическая народная благотворительность не умерла, она продолжала действовать. Функционировал импровизированный транспорт наподобие трамвая, налаженный после сильных бомбежек.

Не может не поражать тот факт, насколько эффективно функционировала система переселения в Баварии даже в начале апреля 1945 г. Поезда – пусть нерегулярно и переполненные – продолжали циркулировать, и люди нехотя подвигались, освобождая немного места другим, и в темноте рассказывали соседям свои истории. В маленьких селах, куда отправляли беженцев, полиция и старосты изо всех сил старались помочь им, хотя найти комнату для проживания оказывалось делом крайне сложным. Но каждый раз, когда после очередной неудачи «Клейнпетеры» возвращались в отделение Народной благотворительности в Айхахе, недалеко от Аугсбурга, добровольцы извинялись перед ними и вновь искренне пытались подыскать им жилище.

Кейтель, Борман и Гиммлер инструктировали военных, партийных функционеров и эсэсовцев оборонять каждый городок до последнего солдата и отвергать все предложения о капитуляции. Отбросив прежние сантименты в отношении применения коллективных репрессий по отношению к немцам, Гиммлер велел СС расстреливать всех мужчин «в доме, где появится белый флаг». На западе, где вермахт отступал сначала в направлении Майна, а потом Дуная, судьба каждого отдельного городка или села зависела от того, как для него «сойдутся звезды»: от военного командования, нацистского руководства, прочих гражданских чиновников и иногда от самого населения.

Тем не менее известия из Штеглица выглядели ободряюще: говорили, будто русские «очень дружелюбны к гражданскому населению». В попытках обелить репутацию войск, сложившуюся в Восточной Пруссии и Силезии, командование Красной армии распорядилось отправлять гражданских немцев и даже военнопленных обратно за линию фронта с целью успокоить берлинцев в отношении вступления в город советских войск.

Во многих других местах в Берлине вовсю шли грабежи; солдаты, гражданские и члены фольксштурма расталкивали друг друга локтями, спеша опустошить магазины и склады до прихода советских войск. В подвалах Клейстштрассе они упились до смерти, стоя по щиколотки в спиртном и наливая вино и крепкие напитки в притащенные с собой грязные ведра.

Дахау сделался последним пунктом на пути маршировавших из лагеря в лагерь колонн. Помимо умирающих и мертвых американцы насчитали 32 000 уцелевших заключенных. Пораженные ужасом и объятые яростью от увиденного, некоторые американские солдаты просто разряжали оружие в эсэсовскую охрану или стреляли ей в ноги, давая пленникам возможность добить нацистов.

Одна коммунистка и боец, Хильде Радуш, рассказывала, будто некоторые женщины вставляли во влагалище медные затычки, позаимствованные у водопроводчиков. Металлический ободок резал член насильника. «И тогда мужчина бежал прочь с воем, не понимая, что произошло, – вспоминала Радуш тридцать шесть лет спустя. – И отныне наш дом назывался “домом бешеных женщин”». Матери коротко стригли волосы дочерям и наряжали их как мальчиков. Когда одна врач придумала способ оградить от мужского внимания нескольких молодых женщин за счет объявления с предупреждением о тифе на немецком и русском, вывешенного на дверях домов, новость об уловке разнеслась со скоростью лесного пожара среди женщин, собиравшихся около колонки на улице. Подобная хитрость сделалась легендой из-за всеобщей беспомощности перед насилием[1110].

Одним из менее знаменитых, но куда более распространенных и надежных источников защиты становились советские офицеры, стремившиеся восстановить порядок. Русский офицер согласился ночевать в подвале рядом с Гертой и Ренатой фон Гебхардт в первые несколько ночей, обеспечив им неприкосновенность. В Шверине военный репортер Василий Гроссман отмечал: «Один командир, еврей, чью семью полностью вырезали немцы, разместился в квартире сбежавшего гестаповца. Его жена и дети в безопасности, когда он с ними, и вся семья плачет и умоляет его не уезжать». Подобная протекция становилась отчасти проявлением доброй воли, а отчасти – безусловно направленной политики. Совсем незадолго до наступления через Одер советская пропаганда радикальным образом поменялась: вместо призывов к солдатам убивать немцев теперь от них требовали проводить различия

Если сравнить положение дел с хаосом и погромами, учиненными над гражданскими лицами в ходе продвижения зимой по Восточной Пруссии и Силезии, можно сказать, что поставленную задачу выполнить удалось. Тем не менее понадобились недели на обуздание бесчинств солдат в Берлине, Вене и Будапеште

Берлинцев сильно поразила скорость действий советских военных властей, которые стремительно восстановили подвоз продовольствия и приступили к расчистке улиц, ремонту трамваев и подземки; газоснабжение, подача воды и электричества тоже наладились удивительно быстро. Уже 3 мая Аннелизе Г. видела, как русские раздают «муку, картофель, хлеб и гуляш» немцам в «длинных очередях». Военный корреспондент Василий Гроссман по прибытии в Берлин обнаружил женщин метущими мостовые и расчищающими завалы мусора и обломков.

К середине мая Герта фон Гебхардт больше уже не боялась днем ходить по улицам одна; сошли на нет и ночные визиты вламывавшихся в подвалы и квартиры советских солдат. Теперь если кто и терроризировал мирное население, то только «соотечественники» – немцы очутились перед лицом новой волны преступности, но на этот раз со стороны земляков. По впечатлению Гебхардт, «любой русский при желании легко обзаводился подружкой». «Многие разгуливают под ручку… В общем и целом, все очень довольны. Русские отличные ребята», – написала она

Риск революционного подъема, так пугавшего нацистов все время, отсутствовал, вместо него они обнаружили «глубоко засевшее разочарование из-за обманутых надежд, чувство огорчения, отчаяния, горечи и нарастающей ярости, включая тех, на чей счет в этой войне не выпало ничего иного, кроме жертв и работы». Первой реакцией стал скорее не бунт, а острое желание пожалеть самих себя; осведомители доносили о высказываниях вроде следующего: «Мы не заслужили, чтобы нас привели к такой катастрофе». В подобных сантиментах больше ханжеского, чем антифашистского, ибо люди всех слоев общества «отпускали себе вину за то, какой оборот приняли события войны», утверждая, «будто не на них лежит ответственность за руководство войной и политикой».

12 апреля 1945 г., когда американцы и британцы уже перешли Рейн, а Красная армия сосредоточивалась для последнего прыжка на Одере, Урсула фон Кардорфф довольно откровенно писала о страхе и собственном чувстве вины: «И когда придут другие [союзники] с их безграничной ненавистью и ужасными обвинениями, нам придется сидеть и молчать, ибо правы они». Однако для многих немцев подобная открытость становилась кратким мигом и не длилась долго, улетучившись вскоре после поражения. Побывав в Германии в 1949 г., Ханна Арендт удивилась отсутствию у ее бывших соотечественников духовного побуждения и желания обсуждать случившееся. Когда Урсула фон Кардорфф готовила дневник к публикации в 1962 г., она тихонько удалила оттуда строки с признанием вины немцев

Этот диссонирующий дуализм немецкой вины – совершенные против евреев преступления и проигранная война как еще большее преступление – в послевоенные годы не ослабевал, а лишь глубже укоренялся в народном сознании. Несмотря на отчетливо различные идеологические подходы у оккупационных властей разных зон к «переучиванию», к моменту образования трех государств – наследников Третьего рейха в 1949 г. во всех них чувство принесенной немцами жертвы затмевало собой любое чувство разделенной ответственности за мучения жертв Германии. Массовые смерти, отсутствие жилья, изгнание и голод делали поражение и первые годы оккупации куда худшими для многих гражданских немцев, чем пережитое в ходе самой войны. При этом не существовало великого национального дела, способного служить оправданием или компенсацией за перенесенные страдания.

К началу 1947 г. в Германии оставалось не более миллиона инородцев, в основном на западе – 575 000 человек в американской и 275 000 человек в британской зонах. Их число росло из-за евреев, бежавших в западном направлении в страхе перед погромами, прокатившимися по послевоенной Польше; худшие эксцессы произошли в Кракове и Кельце, где в начале июля 1946 г. жертвами стали сорок два еврея из общины в двести человек. К октябрю 1946 г. приток евреев в западные области Германии составил 160 000 человек.

Однако даже в американской зоне перемещенным лицам еврейской национальности жилось нелегко. Коль скоро на евреев приходилась значительная доля вынужденных мигрантов, стародавний образ еврея как архетипического мошенника приобрел новое измерение. 29 марта 1946 г. 180 немецких полицейских с собаками устроили рейд на еврейский лагерь на Рейнсбургштрассе в Штутгарте в поисках товаров для торговли на черном рынке. Хотя участники облавы нашли только несколько яиц, рейд вылился в самый настоящий бой с вынужденными мигрантами еврейской национальности. Погиб один из уцелевших узников концентрационного лагеря, совсем недавно воссоединившийся с женой и двумя детьми. Американские военные власти отреагировали немедленно, запретив немецкой полиции доступ в места содержания евреев

Большинство из 17,3 миллиона солдат вермахта служили на Восточном фронте, но только 3,06 миллиона человек попали в советский плен. Большинство частей смогли отойти и сдаться войскам западных держав в последние недели боевых действий: 3,1 миллиона военнопленных взяли американцы, 3,64 миллиона человек – британцы и 940 000 – французы. В Соединенных Штатах и Британии военнопленных использовали на сельскохозяйственных работах; во Франции и Советском Союзе – на восстановлении разрушенного хозяйства. Хотя подобная практика означала нарушение Женевской конвенции, победители не меняли подход в течение нескольких лет после войны. К концу 1948 г., однако, большинство бывших военнослужащих вермахта возвратились в Германию из плена на западе и в Советском Союзе

26 октября 1950 г., когда новый западногерманский парламент проводил день памяти в честь немецких военнопленных на востоке, канцлер Конрад Аденауэр в официальном обращении задал вопрос: «Приговаривались ли когда-либо раньше в истории миллионы людей со столь леденящей кровь бессердечностью к несчастью и невзгодам?» Нет-нет, он говорил не об убийстве евреев, а о судьбе немецких военнопленных в Советском Союзе, пусть даже к тому времени их там оставалось всего 30 000 человек. Большинство из трех миллионов, плененных Красной армией во время войны, уже возвратились в Германию и в Австрию. Приблизительно 750 000 умерли от болезней и изнурения, в том числе почти все за исключением 5000 человек из 110 000 крайне измотанных военнослужащих, захваченных под Сталинградом. Когда в 1946–1947 гг. во многих областях Советского Союза свирепствовал голод, немецкие военнопленные очутились в таких же тяжелых условиях, как и само население. Но никто не отыгрывался на них за политику намеренного уморения голодом, проводившуюся вермахтом по отношению к 3,9 миллиона советских военнопленных в 1941 г., вследствие которой к началу 1942 г. из них умерли 2,8 миллиона. К концу 1953 г. из СССР в Германию отправили еще 20 000 немецких военнопленных, оставив только 10 000. Но с уменьшением их числа публичный ажиотаж по поводу освобождения оставшихся в советском плену немцев во вновь созданной Федеративной Республике Германии, напротив, нарастал. Минуты молчания останавливали дорожное движение и жизнь городов. Проводились бдения и марши, тем временем как в церквях о военнопленных и пропавших без вести возносились особые молитвы

Такая же статистическая ошибка привела к преувеличенным оценкам уровня смертности у гражданских лиц в ходе бегства и изгнания из восточных провинций. Основываясь на демографических сведениях, Управление статистики Федеративной Республики Германии в 1958 г. определяло число умерших немцев в 2 миллиона, включая 500 000 человек призванных служить мужчин. Только в 1999 г. разобрались, что погибли в действительности 1,4 миллиона немецких солдат из восточных территорий и провинций, вследствие чего вероятное количество убитых и умерших среди мирного населения составляло вовсе не 1,5 миллиона, а 600 000 жителей. Аналогично и ревизии подсчета урона в человеческих жизнях от союзнических бомбежек пришлось ждать до 1990-х гг., когда один уважаемый немецкий историк выдал заключение о гибели под бомбежками 370 000–390 000 немцев и еще 40 000–50 000 иностранных рабочих и военнопленных. Как и в случае военных, жизни большинства гражданских лиц унесла заключительная фаза боевых действий.

В атмосфере «холодной войны» 1950-х гг. распространилось и окрепло убеждение в существовании секретных советских лагерей, где немецких военнопленных убивали или истязали до смерти непосильной работой. Изможденные лица, пустые глаза и обритые головы на рекламных афишах фильмов вроде «Тайга» и «Сталинградский доктор», выпущенных одновременно в 1958 г., или вышедшей на экраны в 1961 г. ленты «Дьявол играл на балалайке» – портреты вовсе не жертв нацистов, а немецких военнопленных. Словно с целью вытеснить из общественного сознании настоящие концентрационные лагеря, посещать которые в свое время американцы заставляли некоторых местных жителей, в Германии появились специальные передвижные выставки с моделями советских лагерей, позволявшие немцам прогуляться за оградами из колючей проволоки с вышками. Немецких мужчин и женщин сортировали, посылая одних налево, других направо, «трупы» валялись в импровизированных мертвецких. В то время как легенды о невероятных страданиях военнопленных в 1950-х гг. или мучениях немецких изгнанников скрупулезно собирались и публиковались в многотомных изданиях с подачи западногерманского правительства и широко обсуждались, мало кто из немцев заговаривал о геноциде евреев, ужасающие подробности которого потихоньку заимствовались в своих целях, перевирались и превращались в детали сказок

Кардинал Фрингс издал святительское послание с утверждением: «Приписывать целому народу коллективную вину и соответственно обращаться с ним есть узурпация власти Божьей». Мюнстерский журналист и автор дневника Паульхайнц Ванцен отметил непересыхающий ручеек новостей о смертях нацистских функционеров в союзнических «концентрационных лагерях», где с ними «обращались ничем не лучше, чем с заключенными концлагерей». Как писал он, «среди людей не по дням, а по часам растет сочувствие к “обвиненным” в Нюрнберге». В такой атмосфере улетучивающегося страха и непреодолимого бессилия церковь виделась немцам поборницей их прав.

И все же на протяжении оставшегося 1945 г. богослов напоминал конгрегации о «кровавой жертве», принесенной «миллионами погибших немецких солдат», не произнеся ни слова о миллионах солдат и гражданских лиц, убитых немцами. Когда он проповедовал, заводя речь о «шести миллионах с востока», то имел в виду немецких беженцев, хотя приводимое им число совпадало с количеством замученных евреев. Говоря о польских «палачах», расстрелявших восемнадцать немцев в 1939 г. в Торуни, Альтхаус даже не заикнулся о миллионах уничтоженных немецкими оккупантами поляков. Подчеркивая «вину» американцев и британцев за бомбежки, он скромно умалчивал о немецких методах ведения войны.

На протяжении того непростого времени ни один из коллег не выступил и не обвинил Альтхауса как одного из главных авторов «арийского закона», по которому протестантская церковь изгоняла из своих рядов обращенных в христианство евреев. Никто не сигнализировал о том, что его «теология порядка» и «теология сотворения» служили законному оправданию нацизма и антисемитизма на интеллектуальном уровне. Напротив, Альтхаус оставался ключевой фигурой немецкого протестантизма еще долгое время после ухода с должности в 1956

Когда в январе 1946 г. Мартин Нимёллер спросил у студенческой аудитории в Эрлангене, почему ни один клирик в Германии не возвысил святительский голос в отношении «ужасных страданий, которые мы, немцы, причинили народам; о том, что случилось в Польше; о повальном истреблении населения в России; и о более чем 5,6 миллиона замученных евреев», его освистали.

В августе американская разведка в Германии доносила, что немцы только «русских ненавидят больше, чем американцев». Немцы еще соглашались признать факт вынужденного вступления в войну Британии и Франции – так уж сложилось, – но не понимали причин американского вмешательства. Похоже, никто уже не помнил, что именно Гитлер объявил войну Соединенным Штатам. Опросы давали сотрудникам разведки картину, в которой «еврейская война» служила ключевым объяснением действий американцев против Германии, а поражение немцев, по всей видимости, только подтверждало в глазах населения «могущество мирового еврейства». Очень немногие – можно сказать, вообще никто – не задумывались об ответственности немцев как народа в целом за страдания евреев, хотя 64 % респондентов соглашались, что гонения на них выступали решающим фактором поражения Германии в войне. И все же оставалось значительное число опрошенных, хотя и меньшинство, 37 %, которые даже в условиях союзнической оккупации демонстрировали готовность поддерживать мнение, будто «уничтожение евреев, поляков и прочих неарийцев» было необходимо для «безопасности немцев».

Вовсе не того ждали победители из стана союзников. Американцы в 1945 и 1946 гг. развернули наиболее масштабную политику переучивания и денацификации, устраивая для немцев перед получением продовольственных карточек принудительные экскурсии в концентрационные лагеря или, в иных случаях, просмотры снятых в Бухенвальде и Дахау документальных фильмов. Многие отворачивались – не хотели или не могли смотреть. Другие начинали обличать фильмы и фотографии как часть пропагандистской кампании союзников. Даже само слово «переучивание», с его коннотациями с отправкой юных правонарушителей в исправительные дома или «антиобщественного элемента» – в концентрационные лагеря, звучало в представлении немцев как агрессия. Американцы скоро обнаружили, сколь ничтожные плоды приносят их усилия. В результате одиннадцати опросов, проведенных в период с ноября 1945 г. и по декабрь 1946 г., они выяснили, что в среднем 47 % согласны с утверждением, будто национал-социализм представлял собой «плохо воплощенную в жизнь хорошую идею».

**>08/07/2023 18:45, 81,78%, /

**>"Мобилизованная нация. Германия 1939–1945" • Старгардт Николас

В советской оккупационной зоне проводился совсем иной политический и идеологический курс. Там прежде изгнанные коммунистические вожди вроде Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта вернулись из Советского Союза с твердым намерением трансформировать страну и предотвратить новый подъем фашизма за счет создания культа и насаждения норм, основанных на героическом примере коммунистических борцов-антифашистов.

В апреле 1945 г. Пик подтвердил «глубокую причастность» немецкого народа к преступлениям нацистов. Мнение о том, что выпавшие на долю немцев страдания они навлекли на себя сами, зазвучало в Дрездене после демонстрации снятого в 1946 г. короткого документального фильма о бомбежках города. У нового руководства существовали твердые надежды на принятие германским народом героического примера «бойцов антифашистского сопротивления»; особый упор делался на усилия в области просвещения и пропаганды среди немецких военнопленных. Однако в попытках установить действенное правление в советской оккупационной зоне Пик, выступавший теперь за возвращение военнопленных, отказался считать ответственными целиком всех и прежде всего солдат, но ограничил круг виновных с немецкой стороны небольшим числом вожаков – «гитлеровской кликой». Уже в 1946 г. он начал уравнивать безвинные страдания «миллионов в германском народе», которых «гнало на смерть на полях сражений и в тылу правительство Гитлера», со страданиями «миллионов» – национальную или этническую принадлежность он не уточнял – «убитых или замученных до смерти в бесчеловечных условиях террора концентрационных лагерей»
Официальное создание двух германских государств в 1949 г. быстро отошло на второй план из-за вспышки в июне 1950 г. пожара корейской войны. Теперь Соединенные Штаты и Советский Союз заботились о перевооружении своих германских клиентов, ФРГ и ГДР соответственно. Правительственный голос на востоке зазвучал в совершенно иной тональности. В феврале 1949 г. газета Социалистической единой партии Германии Neues Deutschland посвятила половину воскресного приложения памяти разрушения четыре года назад Дрездена. Страницы издания запестрели фотографиями, превратившимися потом в символы: горы ожидающих погребения мертвых тел на площади Альтмаркт, душераздирающие рассказы очевидцев, статья бургомистра. Впервые британцев и американцев обвинили в зверской и ненужной бомбежке, задавая тон новой конфронтации в ходе «холодной войны», и снова зазвучали разговоры о «террористических налетах англоамериканцев»; из изначальной формулировки Геббельса исключили только определение «еврейские».

На западе канцлер Аденауэр в 1951 г. отозвался на американские призывы начать перевооружение заявлением в бундестаге: «Честь германского вермахта не была нарушена». Депутаты парламента радостно приветствовали возможность провозгласить, что «теперь эра коллективной вины подошла к концу». Коль скоро новая демократия принялась заигрывать с корпусом унтер-офицеров и старших командиров, необходимых для строительства вооруженных сил, вновь всплыл на поверхность культ «жертвенности», «долга» и «чести». А между тем западногерманское государство открыло двери другим представителям старой профессиональной элиты.

В 1951–1953 гг. парламент Западной Германии гарантировал право на трудоустройство и пенсии бывшим гражданским и военным служащим, в том числе переведенным на службу в гестапо или войска СС. ... Старые связи – сети профессиональной элиты – доказали свою силу и надежность. Скоро 43 % нового западногерманского дипломатического корпуса составляли бывшие эсэсовцы, а еще семнадцать – прежде верой и правдой трудились в СД или гестапо. В Баварии, где американцы предприняли больше усилий на ниве денацификации, чем в других западных зонах, 77 % чиновников Министерства финансов и 94 % судей и прокуроров приходилось на недавних нацистов.



свернуть

рассказывает о современной двойственности в оценке прошлого Германии, расколе во мнениях – «кто же немцы, жертвы или преступники?»

Не помню, писала или же нет... это как в фильме по книге... там, некоторые съемки были реальными... так вот... его, типа Гитлера - приветствовали и далее...


Думаю, что сейчас мы однозначно демонизируем Гитлера, но его черты ведь во многих политиках, во многих, кто призывает толпу к действиям, кто говорит, мы должны отстоять свой суверенитет и возродить народное единство, гордость за страну, победить всех врагов, которые строят козни против нас. Им же аплодируют, поддерживают миллионы, так что ничего удивительного, что

съемки были реальными... так вот... его, типа Гитлера - приветствовали

Конечно во многих. И дураков, как обычно, хватает, увы


Но немцы были убеждены, что «вынуждены воевать ради самообороны из-за махинаций союзников и агрессивных поползновений поляков».

Да уж, пропаганда отлично запудрила им мозги.
Помнится, и Ремарк об этом же писал: «Ведь Гитлер не только другим прожужжал уши – он и сам верит в то, что он апостол мира и что войну навязали ему другие. И вместе с ним в это верят пятьдесят миллионов немцев» (Ремарк «Ночь в Лиссабоне»).


Да, влияние пропаганды очень большое и главное, мне кажется, очень сложно понять, что есть реальная ситуация, а что уже выдумки и сгущение красок политиков/журналистов.

Сейчас читаю книгу по немецкой экономике, корень проблем был не в Гитлере (вернее, не только в нем), это все отголоски Первой мировой войны, репарации, которые нужно было выплачивать,огромные долги Германии перед США. В кризисные ситуации часто власть захватывают более радикальные группировки, как я поняла.


Отличная рецензия, спасибо. Присматривалась к этой книге тоже. Однако заканчиваю читать другую книгу на эту тему, нашего историка Егора Яковлева. Он очень подробно исследуют расовую теорию, которой руководствовался Гитлер, эта теория зародилась еще в 19 веке в Англии и Франции, как Гитлер «адаптировал» ее доя своего народа, как был раскручен маховик пропаганды, про обосновании необходимости завоевания СССР как меры обеспечения германской нации жизненным пространством и ресурсами для развития. Очень интересно написана, огромное количество источников (из которых я себе уже кое-что отметила на изучение). Если тема интересует, думаю вам понравится. Книга называется Война на уничтожение, в 2022 вышло 2 издание.


Спасибо за внимание) Я у Яковлева читала сборник про Гражданскую войну Егор Яковлев - Красный шторм. Октябрьская революция глазами российских историков , но там он лишь интервью брал, иные историки делились знаниями.

Он очень подробно исследуют расовую теорию, которой руководствовался Гитлер, эта теория зародилась еще в 19 веке в Англии и Франции

я встречала эту мысль в Бригитта Хаманн - Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности и видела рецензию на книгу Мануэль Саркисянц - Английские корни немецкого фашизма , где тоже об этом говорилось.

про обосновании необходимости завоевания СССР

мне кажется, что им было бы достаточно Польши и других восточноевропейских стран, а тут скорее идеологические моменты войны против большевиков и евреев лидировали, я как раз читаю Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики надеюсь там найти ответы