4 "Не знаю, как быть. Двадцать два года — и вся жизнь насмарку!"

Насколько с первой страницы меня захватила книга Джеффри Евгенидис - Средний пол , настолько долго я не могла вчитаться в эту... Даже в какой-то момент решила, что не по Сеньке шапка, и надо было её читать, когда мне было 22, правда, тогда ещё этой книги не было... И тут сработал в пользу книге и моему мнению о Евгенидисе мой, во многих ситуациях дурацкий принцип дочитывать до конца...

Начало: сегодня выпускной. К Мадлен ( девочке из состоятельной семьи, но не без проблем, как связанных с родителями, так и в исполнении собственных тараканов) приезжают мама и папа, но ей немного не до торжества: жуткое похмелье, грязное парадно-выходное платье, и всё это последствия вчерашней вечеринки, на которой она обмывала-хоронила расставание с парнем. Ощущение полной неприкаянности и ненужности:

Может, рассказать родителям все, свернуться в клубок на заднем сиденье машины, и пускай они отвезут ее домой? Можно будет поселиться в своей бывшей спальне, где кровать, похожая на санки, и собственноручно выбранные обои. Можно стать старой девой, как Эмили Дикинсон, писать стихи, полные черточек и таланта, никогда не толстеть.

Далее штрихами, полуисториями, зарисовками - жизнь Мадлен с первого курса до выпуска и рассказ о её отношениях с наукой и двумя парнями, каждый из которых для неё важен. По части науки - чертовски всё скучно. Девочка "стала изучать английский язык и литературу по причине самой что ни на есть ясной и незатейливой — потому что любила читать." А окунувшись в университетскую интеллектуальную среду, потянулась к особо умным, записалась на семинар по семиотике, и дальше текст пестрит цитатами из Барта, Хандке и т.д. При этом сама Мадлен никак не проникнется их духом и постоянно именует себя дурой, да и ощущает ею же.

У Мадлен сложилось ощущение, что большинство специалистов по семиотической теории в детстве не пользовались всеобщей любовью: их травили или не обращали на них внимания, поэтому они направили свою неутихающую ярость на литературу. Им хотелось сбить спесь с автора.

Собственно, о Мадлен всё. Нет, дальше будут ещё её страдашки, метания между желанием учится дальше или жить спокойно, неопределённость в собственном отношении к Митчеллу и Леонарду, но мальчики вышли гораздо колоритнее.

Не скажу, что с середины книги сюжет поскакал семимильными шагами, его по-прежнему почти нет, но... Митчелл, парень греческого происхождения, давно и практически безнадёжно влюблённый в Мадлен, тяготеющий к мистике и религии, после учёбы отправляется в "большое путешествие". Европа глазами американца - чертовски интересные описания. Вот про Грецию, например:

Среди анархистов и поэтов с желтыми зубами в баре через улицу от их гостиницы, среди таксистов с горилльими шеями, возивших его по городу, и православных в сане священника, которых он видел на улицах и в дымных часовнях, Митчелл чувствовал себя американцем, как никогда в жизни.

Его посещения любых храмов, без разницы какой конфессии, его работа в госпитале матери Терезы в Индии, дорога - не только видимая, но путь, который он ищет в душе - очень здорово написано. Мадлен не выходит у него из головы, в каком состоянии бы он ни был: в возвышенном и почти экстатическом настроении в церкви (" Взволнованный, торжественный, он зажигал церковные свечи, всегда с одним и тем же неуместным желанием: чтобы Мадлен когда-нибудь как-нибудь стала его. Митчелл не верил, что свечи могут возыметь действие. Он был против просительных молитв."), обдолбанный или похмельный, уставший или полный сил. Мысленно он продолжает с ней дискутировать, не переставая её любить...

Наша «дружба» — на самом деле никакая не дружба, потому что все происходит на твоих условиях. Правила устанавливаешь ты, Мадлен. Решишь, что не хочешь разговаривать со мной три месяца, — мы не разговариваем. Потом решишь, что все-таки хочешь со мной разговаривать, потому что тебе надо родителей развлекать, — и пожалуйста, мы снова разговариваем. Мы друзья, когда ты хочешь дружить, а больше, чем друзьями, мы никогда не будем, потому что ты этого не хочешь. А мне приходится все это терпеть.

А в это время Мадлен выходит замуж за Леонарда Бэнкхеда - звезду курса, умного, общительного, популярного. Правда, к моменту их свадьбы он уже покинул все эти позиции, у него маниакальная депрессия.

Нервные парни были не во вкусе Мадлен. Если парень нервный, значит, у него есть причина нервничать. До этого момента Леонард казался скорее персонажем страдающим, чем нервным. Страдающий — это лучше.

И молодая жена получает "страдающего" по полной программе, не понимая, как придётся страдать и самой...Развитие болезни - небольшими кусками разбросанные по всему роману зарисовки, а потом и довольно плотный текст - показалось мне жутким, но увлекающим так, как редко получается написать у писателей, не имеющих отношения к психиатрии. Может, не очень достоверно с медицинской точки зрения, но как сюжетный ход - бесподобно. В четырёхлетнем возрасте, если у мальчика случалась "авария", ему на обед подавали её результат, с объяснением - ну тебе же это нравится, иначе бы ты не стал так делать, нет?

Хуже всего было то, что с течением времени эти воспоминания — то, как ты хранишь их в потайном ящичке в голове, время от времени доставая оттуда, чтобы покрутить в руках, — сделались чем-то вроде дорогих тебе вещей. В них — ключ к твоему несчастью. Они — свидетельство того, что жизнь несправедлива. Если в детстве тебе не везло, ты не знаешь о своей невезучести, пока не повзрослеешь. А потом только об этом и думаешь.

В подростковом возрасте - нервные срывы, травка, а мать, страдающая после развода, ничего не видит. Потом у мальчика как будто переключатель щёлкнул: буду самый крутой, если буду учиться лучше всех. Сказано - сделано, блестящий выпускник школы становится студентом.

Образ Леонарда-первокурсника, дающий о нем полное представление, был таков: парень, который приподнимает голову, чтобы прервать акт куннилингуса, ровно настолько, сколько понадобится, чтобы затянуться трубкой с марихуаной и правильно ответить на вопрос на семинаре.

Некоторое время в таком режиме - и

казалось, в голове у тебя происходит бурная вечеринка — вечеринка, во время которой ты, пьяный хозяин, не даешь никому уйти, хватаешь людей за шиворот со словами: «Да ладно тебе. Давай еще по одной!»

Мучительная "семейная жизнь", перемежаемая ремиссиями и обострениями - целый приключенческий роман. И Мадлен начинает всё чаще вспоминать Митчелла...

Единственный раз в жизни мне захотелось иметь друга — не подружку, не парня. Не считая нашей недавней размолвки, ты был мне именно таким другом. Я знаю, что тебе это счастья не принесло. Но мне было невероятно хорошо, и я всегда думала, что и ты в глубине души испытывал нечто похожее.

Слегка невнятная концовка, если немного подумать, - абсолютно закономерна...