3 Ведьмовские процессы в ХХ веке

Я слышала, что эта книга об увлечении послевоенной Германии целителями и ведьмами, но представляла себе что-то вроде России 90-х: экстрасенсы лечат какими-то псевдонаучными “энергиями”, по всей стране появляются секты, люди, дезориентированные крушением режима и будущим, потерявшем всякую прогнозируемость, идут к гадалкам и бабкам, в надежде найти хоть каплю контроля над судьбой. Однако, хотя явление и схожее по механизму, оно оказалось несоизмеримым по размаху, ведь в разрушенной стране в лечении нуждается больше людей.

Врач по имени Йенс Бергфельд, опубликовавший в 1949 г. отчет под названием «Херфордский чудо-доктор», описал нескольких больных, лишившихся дара речи из-за полученных на войне ран. Еще одна публикация поведала историю женщины, которая утратила способность говорить и слышать, «потеряв единственного сына, а также из-за обстоятельств вторжения русских» (туманное упоминание «обстоятельств», скорее всего, являлось эвфемизмом изнасилования). О некоторых просителях сообщалось, что они страдают военной слепотой (Kriegsblindheit), состоянием, также известным со времен Первой мировой. Хотя в этом «параде» скорбей были и другие недуги, особенно выделялись болезни, расплывчато объясняемые ущербом, причиненным войной, а также поражения конечностей и органов чувств.

Несколько отличается и стиль — главная фигура книги, целитель Бруно Грёнинг, похож не столько на заряжающего воду модного экстрасенса XX века, сколько на Распутина. Да, о нём писали газеты, за ним следовали толпы, но эти атрибуты современной эпохи смешиваются с тем, что о нём говорили, что он святой, и что он сам дьявол, сам он постоянно говорил о вере, о том, что его силы от Бога, и о том, что он может вылечить любую болезнь, но только если человек хороший. А злых людей он распрознаёт сразу. Злые люди могут даже портить здоровье хорошим. Вот только “злые люди” — это эвфемизм для ведьм и колдунов, и происходившие в Германии во второй половине прошлого столетия “ведьмовские процессы” не были единичными случаями.

Однако после Второй мировой войны, особенно в 1950-х, произошел заметный всплеск обвинений в колдовстве. Они стали предметом достаточно серьезного беспокойства, чтобы сформировалась второстепенная область научного знания, посвященного им. Писались книги и статьи, в том числе криминологами с докторской степенью и представителями духовенства. Читались доклады на конференциях, выпускались редакционные материалы, правительства федеральных земель издавали директивы, требуя от местных служб здравоохранения и отделений полиции собирать информацию по этой теме. Бесчисленные вырезки из популярных в то время периодических изданий рассказывали истории о наложении чар, о страхах перед колдовством. Издателя популярной книги по магии многократно вызывали в суд в попытках остановить ее дальнейшее распространение, поскольку утверждалось, что книга внушает страх перед ведьмами. В десятках судебных разбирательств людям, называющим других колдунами, предъявлялись обвинения в клевете, распространении порочащих сведений и насилии, включая нанесение телесных повреждений и даже убийство. Такие новости приходили не только из Восточной и Западной Германии, но и из-за рубежа.
Исследование, опубликованное в 1959 г., показало, что если в период между двумя мировыми войнами было засвидетельствовано восемь «судов из-за обвинения в колдовстве», а при Третьем рейхе — 11, то непосредственно в послевоенную эпоху, точнее, с 1947 по 1956 г. — 77.

Однако даже эти данные, возможно, преуменьшают масштаб явления по двум причинам. Начать с того, что официальные органы, национальная и местная пресса называли гораздо более высокие цифры. В середине 1950-х Немецкая служба медицинской информации сообщила, что порядка 70 судов по делам о ведьмах проходит в стране ежегодно. Одна газета утверждала, что в 1950 г. было 16 таких судов в одном только маленьком городе Люнебурге. Другая газета сообщила, что в 1952 г. состоялось «65 судов над современными ведьмами», «главным образом в Северной Германии». Еще одна газета, Welt am Sonntag, отметила, что «в 1952–1953 гг. свыше 130 судов по делу о колдовстве прошло в Германии». Возможно, эти расхождения в подсчетах коренятся в разных представлениях о том, что составляет «суд по делу о колдовстве»; в любом случае с учетом общей склонности послевоенной прессы к преувеличениям к этим оценкам следует относиться осторожно. Важно также отметить, впрочем, что огромное большинство обвинений в колдовстве так и не дошло до суда. Навлечь на себя подозрения, что ты ведьма, означало очень серьезные негативные последствия в социальном плане.

Эти события, кажется, не столько симптом деревенской необразованности и невежества, а та самая “охота на ведьм” — поиск тех, на кого можно возложить вину за то, что ты плохо живёшь, за то, что что-то пошло не так. Тот же самый механизм, что привел к расцевету антисемитизма. Много было сказано о том, как Германия после поражения в войне была денацифицирована, и теперь это страна с нулевой терпимостью к нацизму. На фоне этого знания поражает, как замалчивалась и как мало отрефлексирована была тема холокоста в Германии 50-х.

Философ Ханс Йонас молодым человеком бежал в 1933 г. из нацистской Германии в Палестину, где вступил в Еврейскую бригаду. Его мать осталась в Мёнхенгладбахе, родном городе семейства, в Рейнской демилитаризованной зоне. Она была убита в Аушвице. Вернувшись в 1945 г., Йонас посетил родной дом на Моцартштрассе, поговорил с новым владельцем. «Как ваша мать?» — спросил тот. Йонас ответил, что ее убили. «Убили? Кому понадобилось убивать ее? — засомневался мужчина. — Никто не поступил бы так со старушкой». «Ее убили в Аушвице», — сказал ему Йонас. «Нет, не может быть, — ответил домовладелец. — Бросьте! Нельзя же верить любому слуху!» Он обнял Йонаса: «То, что вы рассказываете об убийствах и газовых камерах, — это лишь отвратительные россказни». Затем мужчина заметил, что Йонас смотрит на красивое бюро, принадлежавшее его отцу: «Хотите его? Хотите его забрать?» Йонас был возмущен. Он ответил «нет» и быстро ушёл.

В общем, я узнала что-то новое на узкую тему, которой совершенно не интересовалась. Неплохо.