4 В Стрикленде много от Гогена, но Гоген не есть Стрикленд

Считать миллиарды звезд, касаться их света, зачарованно слушать ночь и, протянув руку, достать Луну с неба или, понуро опустив голову, вглядываться в грязь под ногами в надежде найти медный грош. Что есть искусство, как не вечный поиск идеала и красоты в мире, где часто Луне предпочитают дешевый блеск мелких монет? Кто есть творец искусства, художник, как не мученик, стремящийся выразить на холсте ту красоту и тот идеал, что он так отчетливо видит своим внутренним взором, но, на пути к совершенству, вынужденный идти долгой, тернистой дорогой, овладевая мастерством и пытающийся удовлетворить самого жестокого, сурового, непримиримого и единственного критика, мнением которого художник дорожит, – самого себя.

Где-то в подсознании, а может это проистекает из нашего восторга и преклонения перед шедеврами искусства, мы не можем не представлять творца, будь он художником, писателем или скульптором, человеком необыкновенным, возвышенным, с душой трепетной, способной тонко чувствовать прекрасное. Чего греха таить, творец представляется нам человеком идеальным во всех смыслах. Однако, порой, факты, привиденные в биографиях признанных гениев, покушаются на созданный нами же сияющий и незапятнанный образ.

Сомерсет Моэм попытался разграничить художника и человека, показать нам, что выдающийся художник не всегда хороший человек.

Центральный персонаж романа “Луна и грош” – некий Чарльз Стрикленд, до сорока лет ведущий вполне обыденный, ничем не примечательный образ жизни. Рассказчик случайно знакомится со Стриклендом на одном из приёмов, организованных его женой, любительницей окружать себя людьми творческими, литераторами, драматургами. По всему видно, что скучный биржевой маклер, кем является её муж, не способен удовлетворить тягу миссис Стрикленд к прекрасному. Рассказчик, молодой человек и начинающий писатель, так и не обратил бы внимания на угрюмого грузного человека, предпочитающего отмалчиваться на светских приемах, если бы не внезапный скандал: мистер Стрикленд сбежал в Париж, оставив жену и двоих детей без средств к существованию. Как оказалось, причиной стала не любовная интрижка, не финансовое преступление, а нечто совершенно непостижимое: Чарльз Стрикленд решил стать художником.

Роман Моэма представляет собой разрозненные воспоминания о встречах рассказчика со Стриклендом, который, на поверку, оказался человеком незаурядным, хоть и неприятным в общении. Посмертная слава, пришедшая к художнику, прожившему годы творчества в страшной бедности и скитаниях, признание его гением, а его работы – шедеврами, подтолкнули рассказчика проследить его жизненный путь и попытаться осмыслить, понять этот сложный, неоднозначный характер, в котором уживался безразличный, жестокий в своем равнодушии ко всему, кроме творчества, беспринципный человек и оригинальный творец, способный волновать души своими картинами.

В образе и некоторых фактах биографии Чарльза Стрикленда безошибочно угадывается фигура Поля Гогена, одного из крупнейших представителей постимпрессионизма в живописи.

В процессе чтения я невольно задавалась одним вопросом: Сомерсет Моэм отчасти вдохновился судьбой Гогена и, используя некоторые факты, создал Стрикленда, как некий прототип, который, однако, не есть Гоген, или же цель была именно попытаться нарисовать образ, но не Гогена-художника, но Гогена-человека, способного на нелицеприятные поступки? Всё-таки после публикации и славы, пришедшей к роману, книга “Луна и грош” бросила довольно густую тень на эксцентричного художника, действительно оставившего семью ради живописи, а последние годы жизни проведшего в Океании. Возможно, Моэм общался с людьми, знавшими художника, или просто воссоздавал характер по имевшимся в наличии воспоминаниям современников, или же его герой – Чарльз Стрикленд не имеет ничего общего с Полем Гогеном, кроме некоторых общих фактов биографии. Исходя из этих двух преположений, можно по-разному интерпретировать роман. В первом случае можно говорить о противопоставлении человека художнику. Даже больше, Моэм ведь не анализирует творчество своего героя, скорее ему интересен человек. В этом ключе мы видим, как гений живописи предстает перед читателем пусть и личностью яркой, сильной, живой, с мощной энергетикой, но при этом с характером совершенно отталкивающим. Ему сложно, практически невозможно сочувствовать, настолько неприятным типом в повседневной жизни рисует его Моэм. Однако, против этого предположения выступают некоторые факты, известные о Гогене, которые вполне способны объяснить его поступки, в то время как в романе Моэма почти все действия Стрикленда носят характер стихийный, хаотический и потому совершенно необъяснимый.

Если же верно предположение, что Стрикленд – в большей степени плод воображения писателя, тогда роман можно рассматривать как противопоставление творца обществу. Творец, в данном случае, выступает созданием яростным, почти первобытным в проявлениях характера сурового, равнодушного ко всему на свете, включая собственный комфорт, дружеские связи, семейный узы, ответственность отца по отношению к детям, существом абсолютно свободным, но свобода эта достигается за счет грубости, холодности, отчужденности в отношении с социумом, даже в неприятии этого самого социума. Луна, как символ недостижимости, мечты, идеала, как мощная сила, что зовёт за собой, приказывая отбросить все сомнения и земные привязанности ради особой дороги, дороги творческой, прозревающей неведомые дали, горние выси, светозарные откровения, данные только гению. Грош, как символ пут на ногах творящего, как мелочность, окружающая его в царстве цивилизации, где всё втиснуто в рамки, даже искусство.

Мне же кажется, вернее всего предположить, что Моэм пофантазировал над образом героя, вдохновляясь историей жизни Гогена, по этой самой причине, он и не написал, собственно, биографию известного художника, но «просто перечислял известные ему факты из жизни незаурядного человека», разбавляя их размышлениями о творчестве, о творческой личности и сетях обыденности, о характере человеческом, порой таком сложном, что даже отрицательные его качества, подкрепленные мощной волей, энергией таланта и видением цели, становятся привлекательными и вызывают любопытство, интерес и притягивают к себе, очаровывая тёмной красотой присущей цветам зла.

“Луна и грош” – роман небольшой, но удивительно ёмкий. Ключей к его пониманию может быть много, всё зависит от того, с какой точки зрения на него смотреть. Помимо биографичности, связанной с личностью известной; классического противостояния человека искусства, жаждущего свободы, и мещанского общества, можно поразмышлять над ответственностью творца. Можно ли подходить к нему с общей меркой или спрос с гения должен быть суровее в творчестве, но мягче в обычной жизни? Можно ли прощать человеку поведение совершенно свинское, если знать, что он гений? Нужно ли оберегать и всячески помогать асоциальному таланту, просто потому, что ему не повезло родиться не в том месте и не в то время, когда душа его блуждает в поисках жизни яркой, но простой и свободной от каких бы то ни было обязательсвтв, накладываемых цивилизованным обществом?

Что мне в романе не очень понравилось, так это некоторая неравномерность действия. Например, очень подробная середина, мало информативная первая часть и скомканное завершение. Да, можно сказать, что рассказчик излагал нам то, что знал, а знал он не так уж много о необыкновенном гениальном художнике, особенно не знал он его мотивов и причин его поступков. Таким образом, рассказано было ровно то, что рассказчик смог собрать и систематизировать. С другой стороны, Стрикленд – не Гоген, между ними нет знака равенства, поэтому Моэм мог сделать роман ровнее.

Из несомненных плюсов романа – неоднозначный, одиозный, но заподающий в душу герой. И интерес к личности Поля Гогена. Моэм создал образ нестандартный, сложный, подбросил его, обозначив лишь самые яркие черты и грани, но оставив в тени нюансы и полутона. Побоялся ли он сам заглянуть в мрачные глубины, оставил ли нам, читателям, эту работу, или же при всех попытках не смог охватить необъятное?

Стрикленд Моэма несомненно жил жизнью Гогена, пусть он и выступает эдаким мистером Хайдом. Насколько Гоген был Стриклендом теперь уже сложно сказать, прояснить этот вопрос поможет только детальное изучение жизни художника, и то, претендовать на истину в последней инстанции даже такое глубокое изучение не в праве, так как душа другого человека – это всегда потёмки, а тем более душа человека творческого, обладавшего талантом мощным и признанным, который всю жизнь “хотел чего-то другого” по словам его биографа. В одном Стрикленд и Гоген единодушны: в поисках полной творческой свободы самовыражения, в умении не замечать грошей, рассыпанных под ногами, пусть даже эти гроши – простые и тихие радости жизни, но видеть Луну в небе, следовать ей и её зову, быть околдованными ею.