4 И вообще, любовь - такое дело: не по хорошему мил, а по милу хорош. (с)

... по натуре я оптимист и потому не считаю себя чем-то завершённым, а неустанно жду и всегда готов к возможному чуду.

... страдать от одиночества в большом городе, где трутся и толкутся с десяток миллионов человек, вполне нормально. В Нью-Йорке, я читал, есть особая телефонная служба, куда можно обратиться, когда начинаешь сомневаться, правда ли ты есть на свете. Женский голос подбадривает, уговаривает жить дальше. А в Париже снимешь трубку, так не только слова доброго не услышишь от почтово-телеграфного ведомства, но частенько и гудка не добьёшься. Наши мерзавцы хладнокровно выкладывают вам всю правду: вы пустое место, на вас даже гудка жалко. А ещё нападают на бордели - видите ли, защищают человеческое достоинство, как будто оно помещается в гениталиях.

Книга об одиночестве, странно перекликающаяся (для меня) с  Эжен Ионеско - Одинокий  : та часть жизни, которую герой Ажара, Кузен-Голубчик, поминает вскользь, мол, в это время я не выходил из дома, вполне вписывается в сюжет Ионеско. Но это я так, вяжу узлы на память))

А на самом деле Голубчик - удав! Прям настоящий. Из джунглей. И живёт он в Большом Париже. В маленькой двухкомнатной квартирке. Работает в статистическом управлении (как наш Новосельцев), у него нет друзей, но есть тайная любовь, которую ему не на кого излить, а мечтает он именно об этом и ни о чём больше. Думаете, вру? Как может удав и так далее? Ну, может и вру, не прочитаете - не узнаете.

Сколько у меня могло быть женщин, не держи я удава, страшное дело!

Не все знают, какая огромная сила слабость и как трудно с ней бороться.

Как много людей скверно чувствуют себя в своей шкуре, а всё потому, что она чужая.

Вот на этот отрывок я бы обратила внимание, если бы была репером. Пацанчикам ума и таланта не хватит так высказаться, к тому же зачем, когда готовый текст уже существует почти пятьдесят лет:

А мне её жалости не надо, мне и своей хватает. Я маялся комплексом неполноценности. И полнейшей свободы, когда никто никому не обязан, никто никого не держит и не поддержит, полнейшей воли, когда один в поле, ни ответа и ни привета, связан свободой по рукам и ногам, невольник того, чего у тебя нету. ... Свобода - страшно тяжёлая штука. Тебе её выдают, как в банке: получи и иди гуляй, а этого мало, надо, чтобы было ещё что-нибудь, например, любимое существо, - это я так, к слову, - чтобы не только от собственной воли зависеть. Я, конечно, против фашизма, но любовь - особое дело.