5

Письма. Советская литература.

Вот опять я читаю письма-дневники, вместо того, чтобы читать произведения писателя. )) В смысле, я представляю, что это писатель, классика советской литературы... )) Но не читала у него вообще ничего. А тут в библиотеке увидела - стоит собрание сочинений... Я, конечно, сразу проверять, не включено ли там писем-дневников... Оказалось - включено, в последнем томе. )) Вот его я и ухватила. В конце концов, можно же познакомиться с человеком (писателем) и через его письма - не только через книги... ))

То есть, надо сказать, что в этом плане я с автором уже начала знакомиться - у меня есть отдельная книжка, в которую включены как раз его дневники и переписка с Горьким. Переписку я уже прочитала, она небольшая... Дневники вот все еще как бы читаю. Не спеша. Ну, по крайней мере, по тем письмам, которые из переписки с Горьким, личность автора мне понравилась. Так что, само собой, захотелось почитать и другие письма - здесь же еще включены письма к другим писателям, к знакомым... к родным... Сразу уточняю, что из всего тома я читала только письма. Дневники пока оставила - они у меня в другой книжке читаются. )) Еще здесь есть автобиографическое что-то, статьи и эссе, все такое - это я тоже не читала. Ну, может, потом как-нибудь... ))

В общем, автор Вс.Иванов. Что можно про него сказать - не читая произведений и ничего другого про автора не читая... Один из числа тех молодых авторов, которые вошли в литературу в 20-е годы и стали ее создавать. Конкретно Вс.Иванов - из Сибири, где вроде как начинал с работы в типографии. Застал гражданскую и захват белых, Колчака - скрывался. Видимо, на этом материале он и начал писать - какие-то революционные произведения. Его поддержал Горький (с которым и переписка). Перебрался в Петроград (потом в Москву) и уже вплотную занялся литературой. Написал много - вон, на восемь томов хватило... Хорошо, на семь, но толстых же. )) По письмам чувствуется человек интересный, с острым вниманием подмечающий детали происходящего вокруг - об этом свидетельствуют попадающиеся иногда в письмах занятные сценки, эпизоды. Случаи разные. Хотя, наверно, большую часть из этого он приберегал для творчества? Сдержанный юмор - очень приятный. Из-за всего этого очень легко было читать письма - и представлять ту эпоху... О которой, уже в конце жизни, писатель как-то честно упомянул в одном из писем - в том роде, что его произведения относятся к той эпохе, и он сомневается, что кому-то еще они будут понятны/интересны...

Вот тут, на этом месте, мне вдруг остро захотелось как раз почитать эти самые произведения. Хотя бы чтобы попытаться почувствовать и представить эпоху. Мне как-то в последнее время все кажется, что она до сих пор мной была не особо оценена... (( А это, судя по всему, действительно была особенная и замечательная эпоха... Становление советской власти после революции - и до войны. Вот такое впечатление - по тем немногим прочитанным мной книгам - что люди тогда были какие-то по-особенному свободные... А я вот всю жизнь опасалась и не хотела читать об этой эпохе. Нет, не потому, что - бла-бла-бла - Сталин-гулаг-репрессии-37 год - это жвачка за последние тридцать с лишним лет. А потому, что... ну, я же четко знала, что - что бы ни читай, все равно впереди адский кошмар войны, так что все будет очень тяжело и плохо. А вот потом - с детства глупо считала я - после войны уже можно читать спокойно, потому что дальше только все будет лучше и лучше! Да вот, и только недавно до меня дошло, что и послевоенная эпоха тоже закончилась тяжелым кошмаром, так что какая уж должна быть разница - до войны, после войны... Но не будем о грустном. ((

Так что, думаю, за произведения писателя Вс.Иванова я еще обязательно возьмусь. Как-нибудь. Тем более, что я же знаю, что вон в библиотеке есть целое собрание сочинений. ))

Кстати, интересный момент - оказывается, Вс.Иванов общался и дружил с В.Познером! Но не тем Познером, который сейчас, а с его отцом, тоже В.Познером. Который, находясь за границей, очень способствовал продвижению молодой советской литературы в мире, в частности, во Франции. Надо думать, хороший был человек, энтузиаст. И вот надо же, что у него такой сын. Мда. Хотя сын писателя Вс.Иванова - о котором он тут в письмах часто с любовью упоминает, вроде бы тоже - как я уловила по кое-каким сторонним источникам - пошел в диссиду, не зря же эта публика про него так по-свойски упоминает? Да уж, вот так и закончилась прекрасная эпоха... Воистину, "сыновья пропивают награды примерных отцов", по-другому и не скажешь... Но не будем, опять же, о грустном...

Интересно было читать письма 1945 года - оказывается, Вс.Иванов лично туда отправился и побывал практически на передовой в момент штурма Берлина - в качестве корреспондента, конечно же. А потом побывал и на Нюрнбергском процессе. Но об этом он вроде бы, в художественных произведениях уже не стал писать...

«Квартиру занимаю убогую, тесную. Писать приспособляюсь на колене, так что половина вдохновения уходит в пол».
***
«Мы, художники, самовлюбленны больше, чем, пожалуй, другие смертные, и в этом ценность наша. Самовлюбленность эту, эту торбу мы выложим перед зрителем-читателем».
***
//1921г.// «…Голодаете, наверное? Здесь гримаса болезненная – голодный Питер хочет кормить Поволжье».
***
«Хандрю что-то немилосердно прямо. Добро хоть наружу не вылазит. Писать не хочется, Петроград скучен – камни, и на камнях люди яблоками торгуют. Ни одного журнала, ни книг, и никто ни во что не верит. Знаешь, что я сейчас делаю по вечерам? – читаю лекции по русской литературе в Петропавловской крепости. Номер?»
***
«Приеду я в ноябре и привезу на компанию ведро вина. Бочоночек есть такой с крантиком, отвернешь – и течет, густое, как пильняковский рассказ и вкусное, как присутствие Шкловского. Где его буйная головушка?»
***
«По-прежнему на улицах продают апельсины и полное собрание сочинений Гоголя за полтинник. Я купил, начал читать – и охнул. Вот пишет! Старички-то, а? Даже смешно, до чего я дурак».
***
«Бабель хитрый, как пресс-папье. Пошел в ЦК, взял записочку и скромно определился в Главкино на «фикс» этак червяков на 30. А я и этого не могу. Господи, что бы моей бабушке хоть на одну минуточку согрешить с евреем!»
***
«Вышла книга моя «Экзотические рассказы», экзотика там, правда, больше выражена насчет развешивания кишочек. Но уж такая наша страш-шная страна».
***
«Из друзей ты у меня один, да вот и того друга загнало в невеселый тот Петербург. Оно и в Москве-то не веселей, - а если насчет сволочи всякой, то еще неизвестно, где ее больше. Но ленинградскую сволочь хоть украшает монументальная архитектура, а здесь что? Про сволочь я потому – идет, вижу в окно, один секретарь».
***
«Тут я вспомнил Ахматову и спор с ней и подумал: «А, может быть, неправильно?» Ни ЧЕМ бог послал, а ЧТО бог послал. Но что именно он способен послать в его теперешнем настроении духа, совсем неизвестно и неизвестно, когда будет известно».
***
«Я придумал новый роман. Название хорошее, а главное, многозначительное, как ячмень в глазу – «Ухабы». Самое лучшее удовольствие – придумывать, писать – второе, а ожидать, когда тебя напечатают – последнее. Впрочем, я сомневаюсь – удовольствие ли это?»
***
«Семейство Ивановых поздравляет семейство Фединых с новым 1963 странным годом. Почему – странным? Ну, а погода, иней, - все как на олеографии в «Родине» в детстве, а тогда все казалось странным».
***
//записка на собрании// «Насчет регламента, уважаемые группачи, вы правы; но как быть председателю, если у него нет часов и группа Ваша не в состоянии подарить их ему?»
***
«На днях я купил «Бориса Годунова» 831г. – на форзаце надпись, тогдашним почерком: «Сия книга приобретена 9 сент. 1836г. за 10 руб. Жаль 10 рублей!»
***
«В феврале перевалило мне 37 лет. Чем дальше, тем жить интереснее, да к слову сказать, и видим мы теперь больше, словно поднимаемся на большую гору. А что же я скажу, когда мне будет 100 лет?»
***
«Я пишу, но медленно. Пройдет старость, буду писать быстрее».
***
«Я был на геологоразведках в ущелье Ак-Таш, это в 70 приблизительно километрах от Ташкента. Места чудеснейшие и положения – санатория и разведки – как раз такие, которые я придумал еще до поездки туда. Одно из двух: или действительность беднее фантазии, или фантазия тащится сейчас за действительностью?»
***
«…Помни, у тебя есть «удьбище», место на реке, означенное вехою как способнейшее к успешному лову рыбы, которая блеском и увертливостью своей, как известно, походит на человеческую мысль».
***
«…Ваш брат, художники, тоже не довольны. Это недовольство естественное и доказывает, что искусство наше жизнеспособно, ибо довольное искусство – не искусства, а мура!»
***
«Сбруя нашего быта весьма неудобна, и дыхание от нее часто бывает спертое, но все же спасибо за все, что мы видели и что увидим. Дни наши из платины, а она, как известно, по удельному весу в 21 раз тяжелее воды – водички сладенькой, подсахаренного быта – прозябаньишка».
***
«Благодарю тебя за теплое письмо. Мне тем более было приятно его получить – оно пришло ведь незадолго до того дня, когда мне стукнуло 50 годков. Я вспомнил странные снежные дни в Омске, когда мы познакомились с тобой, и, признаться, сердце защемило. Жизнь оказалась короче волоса, а сделать хотелось гору. Это, конечно, не жалоба, а только сожаление, что не выпьешь всего мира, а дай бог рюмку. Ну что ж, чокнемся рюмками!»
***
«Эх, жалко, что я не Лев Толстой, мы бы с тобой продали это письмо в Лит.музей за 500 рублей и пропили бы их».
***
«Мы с тобой как в карты играем. Я – в Индию, ты – в Тунис. Руки полны козырей. Завтра лечу в Париж. В апреле – в Японию. В мае – в Англию. В июне – в Монголию. Козырей-то сколько! Разумеется, по тем или иным причинам некоторые козыри окажутся «битыми». Но все равно – размах был».
***
«Итак, дорогой, ты лег отдохнуть, все ничего бы: полежать иногда даже приятно, кабы не болезнь. Мне тоже случается лежать, и не могу сказать, чтобы это обстоятельство так уж меня радовало. Но примиряешься – жизнь! Она убедительна!»
***
«Намерен зимой засесть за роман. Роман вроде придумал, ну а там что бог даст. Он, то есть бог, - хитрый: дар дает, а прилавок, через который распространять этот дар, сам ищи!»
***
«Мне повезло еще и потому, что помимо дружбы с Вашим талантом, я близко знал и видел всю Вашу пылкую и человеколюбивую душу, а это в писателе, как я убеждаюсь на опыте многих лет, едва ли не одно из важнейших качеств. Ваши книги всегда были возвышенны и чутки, и всегда на их страницах я читал, ощущал биение чудесного сердца и радость, которую Вы чувствуете, видя другие такие же чудесные русские сердца».
***
«Доделываю роман и порчу, наверное. Всегда, когда хочешь перескочить через себя, прыгаешь в лужу».
***
«Меня вы напрасно читаете. Мои сочинения – не для чтения, а для печатания. Читать их надо было в 20-х годах – иначе ничего не поймешь».
***
«Прочел новую книгу Шкловского о художественной прозе. Там, между прочим, описывая 1921 год в Петрограде, он описывает меня – с рыжей бородой. Я НИКОГДА бороды не носил. Но раз человек видит бороду, пусть. Хорошо, что хоть не написал – крашенная».
***
«Вчера Ольга Форш показывала мне книги о Комарове, оказывается, его именем названо 30 растений и 5 насекомых, на что я сказал: «Видите, у него даже есть свои насекомые, а у меня нету». – «К 70 годам и у вас будут», - сказала Ольга Дмитриевна».
***
«Побывал у Бажанов. Там появился Чагин – с черным котенком, на которого я смотрел с ужасом. Так оно и случилось. Котенок вдруг влез ко мне на колени и начал мурлыкать. Я увидел в этом нечто гофмановское. Некоторое время спустя появился Каверин, многозначительный, как герой Лермонтова. Разговор сразу принял литературный характер».
***
«Работа моя над повестью идет очень успешно. Я уже написал четыре строчки в начале и две в конце. Осталась середина – дело пустяковое».
***
«Я рассказывал в таежных селах об Индии – люди удивлялись не тому, что я был в Индии, а тому, что я попал к ним».