5 Капитализм, счастье, за...шибись!

Иногда замечаешь, как абсолютно разные книги, написанные в разные времена, в разных странах, явно незнакомыми друг с другом (а иногда, кажется, и с произведениями друг друга) авторами, неуловимо схожи между собой. Я сейчас говорю не о плагиате отнюдь, а об общем настроении, стиле, пересечениях в сюжете и воззрениях. В такие моменты кажется, что ноосфера — вот она, и мы уже достигли того просветления, чтобы она достаточно влияла на нас и окружающий мир. А потом ты смотришь вокруг....

Нгуги Ва Тхионго удалось создать у меня ощущение, что я читаю «Долгую ночь». Хотя, конечно, правильнее было бы сказать наоборот, ведь произведение кенийского автора родилось намного раньше, в конце прошлого века. Цзы Цзиньчэнь очевидно проигрывает в этом сравнении, «Кровавые лепестки» намного более многогранно и всеобъемлюще погружают нас в тягучую атмосферу провинциальной глубинки, пропитанную коррупцией, покрывательством друг друга, страхом перед силой и властью. И при всем этом автор затрагивает не только социальную сторону, как это делает его китайский коллега, но и сторону политическую, и культурную, демонстрируя смесь мракобесия и фанатичной набожности.

Детективная составляющая идет тут как изысканная приправа, однако любителям сложных расследований и головоломок можно книгу не брать, она написана не для этого и не про это. Хотя финальный сюжетный твист может заставить присвистнуть от удивления и отнюдь не из-за своей нелогичности, а как раз из-за страшной и завораживающей логики, невидимой ранее за происходящими событиями, но явно подразумевающейся в итоге.

В центре повествования четыре персонажа: Мунира, Ванджа, Карега и Абдулла. Мунира — отчисленный из школы за бунт, вечно сомневающийся в себе школьный учитель, ищущий покоя. Свое утешение Мунира находит в Боге, вечно таская за собой Библию. С помощью него он пытается оправдать и свое бездействие. Мунира сломлен отцом, сломлен событиями своего детства и неудачами, преследующими его. Амебоподобный характер этого героя может раздражать, вот только в каждом из нас есть такой вот «Мунира»: измотанный жизнью, слабый местами, безвольный и готовый плыть по течению, лишь бы попасть в благословенный штиль. Карега — профсоюзный лидер, полная противоположность Муниры и его бывший ученик, с пылающим сердцем, которое он, как Данко, готовый вырвать из груди. Его судьба во многом сходна с судьбой Муниры, вот только его характер позволяет ему трепыхаться, как той лягушке в крынке молока. Правда, в условиях Кении молоко явно не такое жирное, чтобы одна маленькая лягушка могла взбить лапками хотя бы маленький кусочек маслица. Ванджа – проститутка, вынужденная торговать телом, потому что женщина в бедной стране вряд ли найдет себе занятие прибыльнее. Жизнь Ванджи пошла под откос во время разлада родителей и подросткового бунта. Она – самый яркий персонаж тут, её образ – образ роковой женщины, женщины-вамп, адаптированный к условиям кенийской глубинки. Неслучайно автор сначала хотел назвать роман в её честь, но передумал в какой-то момент. Мне же Ванджа неуловимо напоминает Соню Мармеладову, менее идеализированную и более приближенную к реалиям нашего мира. Последний герой – Абдулла – бывший (да и нынешний тоже) борец за независимость, служивший своему народу и потерявший при этом ногу. Он занимается торговлей в маленьком Илмороге.

Все герои побиты жизнью, – а как ещё бывает, когда живешь в стране, раздираемой то колониалистами, то внутренними противоречиями? – несчастны, имеют свои скелеты в шкафу и тонкую паутину социальных связей между собой. Но эти персонажи – не главные. Главным героем этого произведения я бы назвала Кению.

Удивительный мир африканской глубинки открывается читателю. Конец двадцатого века: полёты в Космос, первая пересадка сердца, человек высадился на Луну, победил множество болезней... Но не здесь. Тут, в забытой всеми богами деревушке Илморог, ставшей по ходу повествования достаточно крупным и процветающим, казалось бы, поселением, живет точно так же забытый всеми богами кенийский народ. Забыт он и властителями мира. Впрочем, нет. О нём вспоминают изредка. И тогда «лендроверы» и хмурые ребята тут как тут, готовы приехать и выбить из несчастных людей налоги или же собрать их для использования в своих политических целях.

По ходу повествования мы сталкиваемся сначала с трудностями маленького поселения: засухой, голодом, безразличием властей, утеканием молодежи в крупные центры. Вспоминаются в такой момент и гетто, и российские деревни, и китайская провинция, до которых никому нет дела и в которых творится беспредел. Традиции, колорит кенийской деревни, впрочем, не дают забыть, что мы в Африке, а не в каком-то другом уголке планеты. А потом мы снова обращаем внимание на социальные проблемы, подробно и очень откровенно описанные автором, и сходство снова начинает неуловимо прослеживаться.

Человечество по своей сути одинаково везде. Процессы происходят одинаковые. Есть право сильного, которому подчиняется почти весь мир издревле. Цивилизация и полеты в Космос принципиально ничего не поменяли: кто сильный, тот и прав. Есть сильные страны, достойные получать блага цивилизации, а есть «банановые республики». Да, местом действия здесь служит Кения, однако перемести события в любую другую страну – увидишь то же самое.

Об истории этой страны мне известно мало: ровно столько, сколько я смогла вытянуть из «Кровавых лепестков» и сухой справки в российской Википедии. Вики на английском даёт уже больше информации и позволяет узнать об этом государстве много интересного. На протяжении всего чтения я почти не вылезала из сети, чтобы узнать и получше разобраться, в чем отличие КАНУ от КАДУ, что за реформы проводились правительством, кто те или иные люди. Было ли это сложно? Нет, едва ли. Мне хотелось разобраться в том, что я читаю, хотелось погрузиться в тему больше. Нгуги Ва Тхионго весьма политизировал свое произведение, что не удивительно с учетом его откровенно левых взглядов. Роман он завершал в Ялте, будучи приглашенным туда Союзом писателей. И к этому тоже надо быть готовым.

Автор очень точно подмечает основную проблему и бережно преподносит её читателю, заставляя размышлять о существующем порядке вещей. Колониальная страна и её народ, наконец-то добившийся своей независимости, однако не сумевший распорядиться этой независимостью. Эксплуатация человека белого, чужого, феодальный строй сменился капитализмом и эксплуатацией своих же своими. Эксплуатацией намного более серьезной и сложно преодолимой. Легко скинуть эксплуататора, который не похож на тебя, он отличается цветом кожи, менталитетом, привычками, повадками. Он чужой и ему тут места нет. Сложно скинуть того, кто ещё недавно так же как и ты трудился в полях, пытался хоть как-то справиться с неурожаем, ходил с тобой одними дорогами и ел то же, что и ты. Просто он оказался удачливее. Ну или как сказали бы некоторые предприимчивее и талантливее, сильнее, выше, лучше – нужное подставить и подчеркнуть жирным, чтобы не забывать. И теперь уже не белый господин морит тебя голодом, а вполне себе «брат». И к этому надо относиться, как к братской любви.

Не изменила независимость и культурных тенденций. Западные веяния все так же интересуют молодежь, которая смотрит в ту сторону и видит богатство, счастье, красивую картинку, транслирующуюся теми, кто ещё недавно был реальным эксплуататором, а сейчас просто вышел в тень. Религия – тоже рычаг управления. Как и национализм. Разобщение рабочих и крестьян, солидаризация вместо солидарности. Подставление «социализм» туда, где социализмом и не пахнет. Все это мы уже видели. В Европе и Азии. В веке XIX и веке XX. В истории и литературе.

War never changes. Потому что человечество тоже не учится на своих ошибках.

За свои взгляды Нгуги Ва Тхионго пострадал, сидел в тюрьме, преследовался на родине. Однако от этого его книга только приобрела для меня большее значение, она обросла внешней историей, подтверждающей, в общем-то, написанное. Однозначно, оно того стоило.

Доп. для «Долгой прогулки»: как же мне не хотелось его делать, чтобы не портить впечатление от аналитической рецензии, но на самом деле сделать его было достаточно просто. Составить костюм на Хэллоуин? В духе рецензии я могла бы составить костюм колониалиста или чернокожего богача, примазавшегося к национализации, выгнавшего этого колониалиста и продолжившего эксплуатировать свой же собственный народ. Но я солидаризируюсь с пролетариатом, пожалуй, и оденусь бедным батраком. Благо материала для этого вполне достаточно для составления костюма.

«Когда мальчик выходил из комнаты, она увидела, что у него рваные штаны, и все поняла».

«Ванджа обратила внимание на его незаправленную сзади рубашку»

«И никакой обуви, дети мои, обувь только в дни молитв»

Хотя можно сделать наряд ещё проще:

«И никакой одежды, кроме куска цветного ситца». Главное, не забыть захватить Библию.