Больше рецензий
17 октября 2023 г. 13:57
160
4.5 Пути разносчика цветов неисповедимы.
РецензияПариж, 04 марта 2005 года. Писатель приезжает на обычную книжную ярмарку для обычного разговора об обычных для писателей вещах, где они непринуждённо будут беседовать со зрителями о том, что, например, таит в себе скандинавская литература, в чём состоит своеобразие норвежского романа, как, в конце-то концов, он вообще пишет. Не сказать, что Ларс Соби сильно переживал, но некое волнение всё равно затаилось где-то в районе грудной клетки, оно заставляло сердце биться чуть чаще, заглушало слегка слух. Наверное, поэтому он и написал коротенькую шпаргалку, которая могла послужить ему верой и правдой в том случае, если дела пойдут совсем уж скверно. На клочке было написано всего три слова: «Время, молчание, меланхолия». И вот он поднимается. Садится на стул. Стул, надо отметить, сразу вызвал у него подозрение. И правильно. Потому что именно с этого стула он и упал. Тут-то и началась игра со временем, которую Кристенсен, как я уже хорошо знаю, просто обожает. Осло, 10 сентября 1965 года. Будущий писатель стоит у витрины музыкального магазинчика и с трепетом смотрит на ярко-красную электрогитару, а в голове – и в сердце – всё звучали слова любимой песни: «Listen, do you want to know a secret?». О, четвёрка, конечно же хочу, woh, woh, woh. Он очень сильно хотел себе эту гитару, очень. И он придумал план. Он получит эту гитару, и помогут ему... цветы.
«Он не знал, кто я. Да и кто знал? Я был невидим». Человек-невидимка в дождь и в снег рассекал по улицам своего города-мира и привозил людям благоухающую радость. Это радовало и его самого, ибо впервые за свою недолгую жизнь он почувствовал себя цельным. Ему всегда казалось, что с ним что-то не так. Побывав у него дома, где его пытались переделать на свой лад, и в школе, где учитель с радостью впрягался в травлю и издевался над ним из-за того, что он не выговаривал букву, понимаешь, откуда у этого тринадцатилетнего человека взялось это чувство “неправильности”. Хотелось сказать мальчику, что да, «нас много таких, что попали не на ту планету», не отчаивайся, цени себя, люби своё слово! Тут-то и понимаешь, что не электрогитара была ему нужна, ему нужно было то, что могло бы ему помочь обрести самого себя. «Но что тогда цель? Я не знал. Но теперь знаю. Я хотел стать видимым». Изучая карту города, он изучал и самого себя, и когда появилась возможность завладеть желанной вещью, он понял, что на самом деле она ему не нужна, что ему и необходимо, так это самый красивый цветок, который он подарит печальному седовласому мотыльку с её жемчугами, свечами и сильными, надёжными, прекрасными руками. «Родня – массовые могилы. Родня – развалины. Родня – история, которую однажды расскажут». Она рассказала. Он услышал. Они – видимы.
«Я мог бы привычно продолжить путь по широким улицам, спускающимся к Шиллебекку, и исчезнуть там в листве, мечтах и жёлтых припевах песен. Это было моё прибежище. Моё утешение». Как же это было меланхолично, щемяще и трогательно, истинно осенняя книга, которая ладно вписалась в уютные дождливые вечера. Понравились эти короткие, но яркие зарисовки о родных (разговор с мамой о счастье душераздирающе печален) и знакомцах (в истории о соседях так много тоски), о письме (все мы стоим спиной...) и такси (игра в авторов сблизит даже чужаков), об улицах и тех, в чью честь они были названы (сколько любви к городу!). И, конечно, цирк. «Я стал писателем, потому что электрогитара была похожа на цветок», – когда понимаешь, а где тут, собственно, связь между электрогитарой, писательством и цирком, охватывает такое чувство, что и описать его сложно, никаких шпаргалок не хватит. Ларс Соби и правда упал в тот мартовский вечер, и падение, чего уж там, было неприятным. Но он встал и продолжил речь. Потому что те руки, сильные, надёжные, прекрасные руки всё ещё крепко его держали, он это чувствовал, он это знал. Вот в чём суть, вот что помогает в самый тяжёлый миг, когда кажется, что весь мир катится в пропасть. Песня, слова которой становятся щитом для души. Дело, в которое вкладываешь всего себя. Руки, которые никогда тебя не отпустят. Никогда.
— Что?
— Тебя я буду держать всегда.