5

Разумеется, Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд предвосхитил свою эпоху, а потому остался для современников, как и мечтал, непонятым и непонятным. Ему бы жить в наше время, когда “ураническая” любовь не считается грехом, а, скорее, является одним из способов привлечь новых фанатов, придавая биографии “селебрити” некую перчинку, а Великобритания не устраивает показательные суды над писателями, замалчивая участие в тех же скандалах аристократии, а живёт под лозунгом “Gay by birth, proud by choice”. Нынешние времена – вот где старина Оскар мог развернуть свою кампанию в защиту безделья, позёрства и эстетства во всю ширь и мощь. К тому же, его меткие, броские и короткие парадоксы и афоризмы так и просятся в твиттер (тем более что большинство из них удовлетворяет ограничению в 140 знаков – я проверял):

“Как только каннибалам начинает угрожать смерть от истощения, Господь, в своём бесконечном милосердии, посылает им жирного миссионера”

Уайльду, которого вся Британия единодушно признала самым остроумным жителем туманного Альбиона (он уверенно обошёл Шекспира с его комедиями), ничего бы не стоило подогнать свои неустаревающие афоризмы под сегодняшние реалии: “Мужчины покупают iPhone со скуки, женщины – из любопытства. И те, и другие испытывают разочарование”. Этот франтоватый модник, в своё время поражавший всех, с кем сталкивался, зелёной гвоздикой в петлице или подсолнухом в руках, наверняка заделался бы хипстером, а любимым словечком Дориана Грея стало бы “SWAG”. Вот только вряд ли Дориан Грей был бы создан – как и неподражаемые в своей комичности пьесы или элегантные, отточенные сказки. В наши дни, когда книжный зануда Холмс подменяется обаятельным сериальным социопатом с Blackberry в кармане вместо лупы, не так-то просто не только привлечь внимание публики (что Уайльду удавалось всегда, даже после тюрьмы, когда он скрывался во Франции под другим именем), но и убедительно доказать, что ты не пустышка – певцу красоты и “любви, что таит своё имя” для этого понадобилось ещё с добрые полвека после печальной и скоропостижной кончины.

Другие времена требуют других героев – и совершенно других литературных подвигов. Да и успех гипотетического Уайльда-современника под вопросом – со своими пятью книгами, из которых только одна – роман, в писательской “плодовитости” он вряд ли потягается с тем же Джулианом Барнсом, в активе которого уже более десятка романов (зачем далеко идти за примерами, возьмём другого Дж. Б.: великий в своей бездарности Джастин Бибер выпустил уже две книги – а ведь он вроде как певец). На самом деле Оскар Уайльд – вполне дитя своего времени. Между викторианским фасадом и тем, что творилось в домах добропорядочных английских семей и в клубах для джентльменов за закрытыми дверями, зияла пропасть. И в эту пропасть смело бросился Оскар Уайльд, воспевая красоту и бросая вызов чопорности и однобокой, двусмысленный морали. Высшему свету Британии конца 19 века требовался предводитель эстетов – и он стал им, надев соответствующую маску. Британскому правосудию для прикрытия своих аристократов и политиков потребовался “козёл отпущения” – и тут Оскар Уайльд снова выступил добровольцем, не снимая маску несправедливо страдающего мученика уже до конца своих дней. И, пожалуй, для него так же, как и для меня, навсегда осталось загадкой: почему – почему?!?! – Альфред Дуглас в семейном кругу имел кличку “Бози”?

Книга “Оскар Уайльд, или Правда масок”, посвященная жизни талантливого эстета и драматурга и написанная видным французским биографом Жаком де Лангладом, предваряется предисловием, в котором читателя настойчиво заверяют: эта биография – самая лучшая биография Оскара Уайльда, а все остальные биографии – неправильные, и они делают неправильный мёд. Там же, в предисловии, появляется предостережение (заманчивое обещание?): тема гомосексуальности будет затронута, и затронута обширно. Жак де Ланглад действительно не упускает эту важную составляющую характера и личной жизни Уайльда, не пускаясь в смакование интимных подробностей, но при этом и делая немного странные выводы о формировании сексуальности писателя вследствие властности матери и сексуального скандала, запятнавшего репутацию отца. Биограф не упускает случая лишний раз упомянуть забавное выражение “известный гомосексуалист” по отношению к тому или иному знакомцу Уайльда – в конце концов, читатель начинает задаваться вопросом: были ли вообще в высшем обществе Великобритании на рубеже веков те, кто хоть немного интересуется женщинами?

“You know nothing, Jon Snow about Oscar Wilde”

Жак де Ланглад, перелопатив множество источников – писем, мемуаров и прочих исторических документов, убедительно доказывает: мы мало что знаем об Оскаре Уайльде. Он огорошивает с самого начала: оказывается, биографы до сих пор спорят даже о дате рождения писателя (ну, тут, скорее всего, виноват сам объект изучения, пытавшийся “сбросить” пару лет на суде). Что уж тут скажешь о таких подробностях бурной жизни автора “Саломеи” и “Портрета Дориана Грея”, как сифилис (подхваченный ещё в молодые, гетеросексуальные годы) или частые визиты в “дом терпимости” к юношам со всеми вытекающими последствиями (ужин и уединение в номере, как это описывает, скромно потупив глаза, автор биографии). Лично меня удивило авторство расхожей фразы о пианисте, играющем в меру своих сил, а потому неприкосновенном для ковбойских пуль – Оскар Уайльд не раз бывал в Америке, аки заправский битник колеся по городам и весям со своими лекциями об искусстве и эстетизме. Поражает своими размерами и список известных личностей, с которыми г-н Уайльд был знаком/пил/переписывался. В “списке контактов” Оскара целая плеяда знаменитых людей той эпохи, возглавляемая Бернардом Шоу, Сарой Бернар, Андре Жидом, Полем Верленом, Джеймсом Уистлером и многими другими; а также десятки, а то и сотни писателей, поэтов, актёров и художников рангом поменьше, а потому благополучно преданных забвению.

Располагая совсем небольшим опытом чтения биографий в серии “ЖЗЛ” (на моём счету лишь жизнеописание Агаты Кристи), я могу смело утверждать: данная книга – лучшая из двух. Сориентировавшись в ссылках и сносках (если сноска стоит в конце предложения, предваряясь закрывающими кавычками, на неё можно не обращать внимания – это всего лишь указание на источник цитаты; а вот почитать примечания переводчика к именам и отдельным историческим фактам стоит), читатель погружается в перипетии судьбы зачинателя эстетизма. Могу сказать точно – если эта книга и не открывает ничего нового для читателя “Портрета Дориана Грея” или немногочисленных пьес Оскара Уайльда, то её всё же не помешает прочитать перед ознакомлением с “De Profundis”, иначе, без привязки к конкретным фактам жизни автора, эта исповедь обещает превратиться в несколько сотен страниц стенаний и рыданий какого-то нытика. Но, к сожалению, при всех своих преимуществах “Правда масок” так и не ответила на самый животрепещущий для меня вопрос – истинное белое пятно в биографии Оскара Уайльда: почему – почему?!?! – Альфред Дуглас в семейном кругу имел кличку “Бози”?