5

«Ему предстояло показать, как всплывают слова, слипаясь в конгломераты значений, оттуда, из первичного океана, где зарождается любая речь. С ними всплывают смыслы»

Пренеприятнейший мистер Джеймс Джойс, одноглазый, как циклоп, совсем безглазый, грязнуля с боязнью воды, неблагодарный, с манией преследования, предатель заступников своих, высокомерный, не интересующийся ничем, кроме своего места в литературе, неспособный жить без долгов и мотовства, виртуоз по части жонглирования кредиторами, истерик, манипулятор, очернитель, мстительный самодур и прочее и прочее и прочее…

Главным преодолением в этой биографии стало для меня преодоление отторжения личности писателя перед творениями её.

Прозвище Джойса в детстве было «Санни» – солнышко. Иронично. В контексте кипения смыслов и вываривания сложной мыслительной системы может его и можно было назвать Солнцем –Солнышком, вобравшим всю литературу до него. В 10 лет он уже написал стихи на смерть ирландского политика и их читали, в 18 создал – пьесу «Блестящая карьера», - название, как предсказание. В этом возрасте он столько читал, что на его книги уходил бюджет всей многочисленной семьи.

На свой собственный вопрос: что сделало Джойса – Джойсом, я, прочитав книгу, могу ответить без промедления: Джойса Джойсом сделал его собственный жаждущий и генерирующий мозг, сложная, восприимчивая нервная система и уникальная связь со словами.

Автор книги Алан Кубатиев не лыком шит. Уплотнил эту биографию, все бусины «книги Джойса - жизнь Джойса» нанизал со способностью дать возможность не судить, но видеть. И приближаться к пониманию. Вся книга строится главами с триединством названий, с цитатами Йейтса в виде эпиграфов к каждой главе. Поэт много значил в жизни Джойса и Алан Кубатиев связал их стихотворно. Йейтс плыл параллельной уткой , то приближаясь, то удаляясь и помогал, помогал..Джойсу помогали десятки и сотни людей. И все они в той или иной степени за это поплатились. Он – маниакальный перевёртыш внутри особой реальности своей гениальности. Джойс гнушался растрачивать себя на человеческие представления о поведении, дружбе, горел борьбой с придуманными врагами, сам выдумал себе изгнание и вдохновлялся им. И превращал его в литературу. В литературу Джойс превращал всё вокруг себя. Плавил из своей и окружающей жизни книги.

«Джойс ссорился со всем - друзьями, искусством, собственным здоровьем и даже погодой. И только со словом он всегда был в мире и военном союзе, в вечном походе против всех»

Джойс воспринимал свой родной Дублин, как живое существо, но уехал навсегда и Кубатиев не забывает отмечать такие вещи, он не пишет только фактами, он даёт картину оснований для поступков, душевных порывов и сложных нюансов бытия неоднозначного человека, лихорадочно желающего выразить то, что рождалось в нём. Слово было для Джойса мучительным, но универсальным инструментом.

«Был период, когда Джойс искал себя на медицинском факультете. Самым известным его пациентом станет Ирландия, и оперировать её он будет без наркоза»

При прочтении запомнился издатель по фамилии Робертс, который миллион раз заставлял Джойса переделывать Дублинцев и годами не печатал, Джойс даже однажды сидел в отчаянии на лавке, и всерьёз раздумывал, где купить пистолет , чтобы «пропустить через него немного солнечного света». Удивительно, что при таком поведении издатели в Ирландии вообще доживали до преклонных лет.

Читая эту биографию я всё больше убеждалась, что это мой единственный путь к книгам Джойса, через биографию, а не напрямую сразу в книги. Только уровень сложности, который он сам создал и считал совершенно естественным, трудоёмкость и неотступность его жизненного пути смогли развернуть моё отторжение от неудачных попыток вчитаться, в сторону, при которой я не буду обращать внимание при чтении на то, что он неприятен мне своей ощутимостью в собственных книгах. Джойс делал новое, почти научное в языке и литературе, даже в языках я бы сказала. И он не делал скидок. Столкнувшись с такой потребностью писателя остаться равнодушной я не могу.

По поводу стиля, которым был написан Улисс, «поток сознания, внутренний монолог», мне всегда было интересно, является ли Джойс его первоисточником. Алан Кубатиев пишет, что нет, сам Джойс не скрывал, что тщательно изучил Дюжардена, Джоржда Мура, и дневники своего брата и из всего этого появился поток. Про Дюжардена он не забывал везде и всюду рассказывать, как интересен этот автор, и в конечном итоге к полузабытому Дюжардену обратилось множество взоров и он был очень благодарен Джойсу. Ещё одним важным приемом, элементом построения Джойс считал противопоставление факта мифу.

В книге много информации по задумкам Джойса, по расшифровкам персонажей, по внешним влияниям, которые он перерабатывал и пускал в текст, по личным моментам, которые он обыгрывал. Даётся на мой взгляд очень не предвзятый портрет Норы – жены Джойса, рассказывается, как Джойс задумал свою самую сложную книгу «Поминки по Финнегану» на основе простонародной песенки про воскресшего пьяницу, и как он углубил её, превратил в историю истории, в головоломку на всех доступных ему языках, связал с музыкальными схемами, с ритмом и пунами – понятиями - перевертышами и многим, многим другим, создал даже не отдельный язык или книгу, а многоуровневую гипертекстовую отдельную литературную реальность вне самой литературы. Просто что-то настолько иное, что это сложно принять.

Мне запомнилась подмеченная мысль Джойса о том, что Юнг и Фрейд, его современники, много обсуждаемые в период, когда стал известен и Джойс, не нравились ему потому, что он считал: человек не может быть настолько примитивен и прост в расшифровке, как объясняют эти учёные умы. И как Джойса не уговаривали, он не хотел отдавать дочь, состояние которой из-за шизофрении ухудшалось, на лечение к Юнгу, и был прав. Когда это всё же произошло, Юнг не смог ей помочь.

К книге прилагаются фотографии семьи, друзей, приводятся письма, в которых можно увидеть, что Джойс был педантичен, имел сложные и не стабильные отношения с деньгами, в письмах он может подробно перечислять матери, что именно было им куплено и съедено на те малые средства, которые она могла ему прислать. Интересно читать о том, что Джойс обладал прекрасным голосом, любил петь и срывал аплодисменты, думал даже про карьеру исполнителя.

В конечном итоге Алан Кубатиев, пишущий с ехидством и без прикрас, превратил меня из отрицателя в читателя, который видит масштабы не однозначности Джойса, масштабы требовательности писателя к себе, направленность на новаторский путь любой ценой. Кубатиев понимает важность мелочей, интонаций, кусочков, и всю книгу ведёт тебя к НЕ отменимому финалу – восхищению. Но то, что он вёл именно к этому, заранее не понять, он пишет о Джойсе верными интонациями беспристрастности и ты не ждёшь, что в конце будет отождествление со всем, что Джойс пережил…А это две войны, ностальгия, десятки операций на глазах и почти слепота, шизофрения дочери, издательские издевательства в стиле «Процесса» Кафки, десятки лет, вложенные в две книги, и НЕПОНИМАНИЕ, запрещение, вторжение изменений в столь важный, выверенный текст, судебные тяжбы по поводу «аморальности книги», безучастность..Лучшие умы литературного мира того времени просто предлагали Джойсу не усложнять свои книги. А он хотел усложнять, и удивительно, как мало радовавшихся тому, что им предлагалась столь высокая интеллектуальная планка.

Особенно поражает, как он писал «Поминки по Финнегану», это период, когда он уже почти ослеп, оба глаза повреждены, он месяцами находится на постельном режиме, когда случались хорошие дни и видно было хоть что-то, он писал огромными буквами, через лупу, используя любую возможность, при этом уже шла война и в Париже были войска, при этом надо было спасать психически больную дочь от немецких войск, при этом у него уже сильные боли, потому что язва желудка уже необратима, но он не обращает внимания на эти сильнейшие боли. От язвы он и умрёт. Всё больше друзей, большинство из которых писатели, критики и издатели с именами, не принимали «Поминки» и сообщали ему, что эта вещь – за гранью литературы. Того, что в этом и состоит её ценность тогда почти никто не понимал. И вот в этих условиях Джойс завершил работу над «Поминками по Финнегану» – лабиринту из ребусов.

В книге Кубатиев не создаёт специальный образ Джойса, чем грешат обычно биографы, осуществляя чёрное дело едва уловимой подмены. И тем не менее прочитав книгу и начав с пренеприятнейшего Джеймса Джойса,
я завершила книгу Джеймсом Джойсом великолепным, которого не с кем даже сравнить…Он новатор, певец, полиглот, отец, верящий в своих детей, мужественный человек, способный на титанический труд в одиночестве и умчавшийся в литературе куда-то в бесконечность от всех остальных. Печать невероятности того, кем был Джойс, Кубатиев передал без украшательства и дифирамб, скорее даже ни чуть не умаляя недостатков и это важно, потому что удалось приблизиться, читая биографию, не к прилизанному образу, а к истокам души писателя.

Книгу стоит и нужно читать, как и книги самого Джойса, разве много вызовов своему интеллекту мы получаем в своей каждодневности? Вовсе нет. А они нужны.